Автор: Night Lady a.k.a. Joya Infinita

Бета:Nightingale

Пейринг: Гарри Поттер/ Блез Забини

Рейтинг: R

Жанр: angst/drama

Summary: Такая боль достойна танца, но не колючих синих строк. И одиночество такое достойно песни. Sharky C. Ada

Disclaimer: Автор на собственность Дж. Роулинг не претендуетJ

Предупреждение: насилие, немного нецензурной лексики

Размещение: сообщите, где это будет лежать.



Я Люблю Тебя, мой капризный ребенок,
моя маленькая звездочка, люблю,
мой злостный и грубый джангловый ангел,
люблю, мой нежный и ласковый зверь, люблю, чувствуешь?...
Неуловимый Ю.

Эта осень необычайно теплая. Мои ноги почти по колено утопают в сугробах желто-красных листьев, влажных от дождей, пахнущих сыростью. Сад выглядит неухоженным и каким-то заброшенным. Он пользуется дурной славой, говорят, в нем происходили убийства. Мне все равно. Мне нравится гулять по разросшимся, утратившим форму аллеям, между заросшими, давно не стрижеными лужайками. Необычайно яркий, совсем не осенний солнечный свет падает лоскутками на землю. Хочется подпрыгнуть и сорвать бордовую звездочку с ближайшего клена. Хочется смеяться. Я так давно не смеялся, мне давно не было так тепло. Может, оттого, что осени всегда были холоднее там, где я встречал их до этого? Может, оттого, что я снова умею улыбаться? Рванувший мимо ветер распахивает мою мантию и забрасывает конец длинного шарфа на плечо.

Серебристо-зеленый шарф. Это все, что я позволил себе оставить. Не сжег, не разорвал, не выбросил, как остальное. Давно забытые, уже ничего для меня не значащие цвета - цвета моего бывшего факультета. Слизеринские зелень и серебро. Вздыхаю и мягко улыбаюсь, вспоминая щекочущее чувство гордости, с которым я одел его впервые. Здесь нет такого разделения, здесь нет противоборствующих лагерей, интриг, соперничества. Скучновато, спокойно. Вот уже год как я покинул престижную, известную, страшную школу колдовства. Хогвартс остался позади, окутанный клубами паровозного дыма, забросанный свежими зелеными листьями, залитый солеными слезами. Странное чувство охватывает меня, словно на сердце повисла тоненькая, блестящая паутинка. Она липкая, хрупкая, приятная. Я в сетях, сплетенных самим собой. Пусть так и будет.

Вдали показывается деревянная скамья с резной спинкой, покосившаяся, но крепкая на вид. Приблизившись, сажусь, плотнее закутываясь в мантию. Мне надо подумать. Сегодня чудный светлый день и мне совсем не страшно. Я позволяю себе вспоминать только в такие дни, когда нет опасности увязнуть, утонуть в тех совсем не добрых моментах. Слизеринский шарф на моей шее лежит мягкой удавкой.

***

- Заткнись, Малфой! - резкий окрик, звенящий в мгновенной тишине притихшего класса.

- Что ты сказал? - характерная, вяжущая, как неспелая слива, манера говорить. Тон высокомерный, издевательский.

Я сижу за первой партой, на среднем ряду, втянув голову в плечи. Как делаю всегда в последнее время. Они просто не могут не заметить друг друга, им просто тесно в одном классе, в одной школе, в одной вселенной.

- Я велел тебе заткнуться! - в голове звенит ярость.

Не поднимаю глаз. И так отлично слышу шелест множества мантий: факультеты занимают позиции.

Мне не нужно видеть, чтобы представить обоих: черноволосый, смуглый, с горящими зелеными глазами, стоит, сжимая кулаки, окруженный своим прайдом, рядом обязательные каштановая и рыжая головы. Другой непременно встанет напротив: белый, с жемчужного оттенка волосами; глазами цвета ртути, глядящими с прищуром; с высоко поднятой головой. За спиной свившиеся в клубок змеи.

Я сижу впереди, но мне почему - то кажется, что между ними, посередине, как разделяющий их Рубикон, как зернышко между двумя жерновами.

- Заставь меня, Поттер! - он всегда так произносит его фамилию, словно камешки в воду бросает.

Смешки и недовольный ропот, скрип столов и шаги по каменному полу. Мерлин, они вышли в центр аудитории! Они и сами не замечают свою странную синхронность, эту удивительную способность угадывать движения друг друга.

- Не нарывайся, Малфой! - уже медленнее, так близко, как будто сказано у моего уха. Надо поднять глаза. Не могу.

- Не трать силы на пустые угрозы, ничтожество! - брошено небрежно, с едва заметным напряжением в голосе. Едва-едва.

Ропот, возгласы, львы рычат, царапая когтистыми лапами каменный пол.

- Ты сейчас получишь, жалкий слизеринский ублюдок! - эх, Уизли, все та же песенка из года в год. И все то же предсказуемое, полное негодования шипение из змеиной норы. Не могу больше. Сейчас я обязан посмотреть на них, обязан оскорбиться. Я ведь тоже змея. Медленно поднимаю глаза и замираю: стоят прямо перед моей партой, словно перед судейской кафедрой, призывая меня в свидетели. Перевожу взгляд с одного на другого: сначала надо смотреть на Принца, как требует честь твоего дома, преданность холодным подземельям. Только потом на него: на черную, яростно вздыбленную гриву, сведенные судорогой напряжения челюсти. Желваки играют под смуглой кожей.

- Тебе ли говорить о моем происхождении, Уиз-ли? Нищеброд! - кривится Принц, царственно складывая руки на груди. Рыжий краснеет с чудесной яркостью. Десять баллов Слизерину. Тень улыбки покидает мое лицо, когда я вновь обращаю глаза на черного льва. Мерлин, как он смотрит на Малфоя! Неужели тот ничего не замечает? Как такое можно не заметить? Я вижу это так ясно, словно нахожусь внутри его головы. Этот особый, никому, кроме Принца, не предназначенный взгляд - невозможная смесь ненависти, обиды, страсти, желания, обиды, презрения, восхищения, обиды. Боли. Нашей боли: его и меня, потому что она питается им и мной, потому что я тоже принесен ей в жертву.

- Что тут происходит?! - МакГоннагал обладает характерной для всех преподавателей способностью чувствовать драку за версту. Может, только наш декан превосходит ее.

- Мистер Поттер? Мистер Малфой? - они не двигаются, они сражаются и ни один не уступит.

- Гриффиндор? Слизерин? - а вот львы и змеи отступят. Они чувствуют, что это не их битва. Сильнейшие из их числа выбраны, жребий брошен, поединок продолжается..

- Мистер Поттер, если вы сейчас же не сядете на свое место, я буду вынуждена наказать вас. Это и к вам относится, мистер Малфой! - благословенный предлог, теперь они могут отвести глаза, возмущенно уставится на МакГоннагал. - И ничего не говорите, Малфой!.

Молча направляются к противоположным рядам. Не могу не заметить легкий розовый порошок румянца на щеках Поттера. Мерлин! Вновь опускаю глаза, вжимая голову в плечи, пытаясь унять трясущиеся руки, изо всех сил борясь с приступом удушья. Как всегда в последнее время..



Чертовы руки продолжают трястись, пока я складываю сумку, то и дело роняя перья и пергаменты на пол. Мне нужно успокоиться. Делаю пару вздохов и направляюсь к выходу:

- Забини! - окрик догоняет меня в дверях и пригвождает, как брошенное копье. Принц зовет. Принцу нельзя отказывать. Усмехаюсь, стараясь ничем не выдать себя. Драко Малфой ненавидит насмешки.

- Послушай, Забини, - он изящно лавирует между партами, забрасывая сумку на плечо. Красавец, и это правда.

- Мы договорились с Профессором Снейпом насчет послеобеденных зелий. Он разрешил нам провести вместо них дополнительную тренировку, - подходит совсем близко и по-мальчишески улыбается, легко, беззаботно. - Разумеется, Хаффлпафф и так проиграет, однако малышне лишняя практика не повредит!

Киваю и улыбаюсь в ответ. В том весь Принц: сама изменчивость, само непостоянство. Роли и маски мелькают с такой скоростью, что декорации просто не успевают. Он играет сейчас, как играл час назад, бросая вызов своему вечному сопернику. И, самое забавное, они искренен в этой своей игре. Ничего не могу поделать с собой, Принц не может не нравиться. Он лениво закидывает руку на мои плечи и шутливо ерошит волосы:

- Нашему лучшему охотнику пора передавать опыт младшим поколениям! Впрочем, там кроме Бэддока и посмотреть не на кого!

Прежде чем я успеваю открыть рот, нам в спину доносится резкое, полное бешенства:

- Уже в коридорах домогаешься, Малфой?

Мы медленно оборачиваемся. Принц даже не думает убрать руку, все так же прижимая меня к себе. Мерлин! Поттер стоит в углу, в его глазах что-то очень нехорошее, что-то обращенное мне. Хочется сжаться, спрятаться или кинуться к нему и все объяснить. Но присутствие Малфоя странно влияет на меня - бросаю ему недоуменный взгляд. Изумрудная зелень приобретает оттенок малахита.

- По себе людей не судят, Поттер! - наконец отстраняется Принц и прежде чем тот успевает ответить, небрежно машет рукой. - Отвали, Поттер, я не могу убить тебя на голодный желудок.

Вот так. Просто разворачивается и уходит, не замечая исполненный раненной ярости взгляд. Никогда не пойму Драко: как он может быть таким слепым! Разве его не удивляют эмоции, которые мелькают в этих зеленых глазах? Разве можно не увидеть то, что так тщетно скрывается, прячется, томится в их глубине? Я вижу, мне позволено видеть.

Резкий бросок сильного тела и я прижат к холодной каменной стене. Больно. Близко. Сладко.

- Ч-что ты делаешь? - с трудом выдыхаю я.

Его глаза так близко, что можно рассмотреть, как изгибаются его ресницы на нижнем веке, какого нежного оттенка кожа вокруг них. Я уже видел это, прикасался к этому.

- А что, Забини? - шепчет он с ненавистью. - Боишься, что Малфой увидит тебя здесь со мной? Со мной?

Сильная рука набирает пригоршню моих волос, к которым всего минуту назад прикасался Принц, и резко тянет вниз, заставляя меня выгнуть шею:

- Ты ведь позволишь мне, Забини? - горячие губы прижимаются к ней, острые зубы оставляют метки. Меня начинает трясти от возбуждения. В такие моменты я ненавижу свое тело, ненавижу свою разорванную в клочья гордость за то, что ее было так легко сломить. Его губы знают все мои слабые места, маленькие и большие родинки, шрамы на коленках и количество позвонков, выпирающих, когда я выгибаю спину. Белые, кошачьи зубы терзали мягкость моих самых нежных кусочков кожи, оставляли мне голубоватые синяки и запекшиеся, покрытые коростой ранки. Обманчиво ласковый язык медленно проводит линию по едва заметной вене. Жестокий язык - змеиное жало в пасти льва. Он умеет говорить такие слова…

- Или ты представишь на моем месте его? - приглушенно, дыхание где-то у ключицы.

Потом резкая нестерпимая боль, зажмуриваю глаза, стискиваю кулаки. Грубые, покрытые шрамами и мозолями, пальцы со всей силы прижимаются к моим губам. Я и не заметил, как начал стонать.

- Представишь, Забини? - и снова укус. На этот раз не до крови, но все равно больно. Он хочет ответа, он сам хочет представить. Себя на моем месте. На том месте, где я был пару минут назад. Пока его губы исследуют мою шею, медленно, смакуя вкус, впиваюсь ногтями в стену. Я знаю, зачем все это. Потому что моя кожа - почти такая же белая, потому что мои глаза такие синие - почти серые, потому что мою нежность тоже хочется изранить, растоптать, подчинить. Той ночью, когда он впервые прикоснулся ко мне, он сломал мне два пальца. Сжимал их, глядя прямо в глаза, удерживая на спине. Они такие хрупкие, как у того, кто никогда не будет также лежать под ним, кто никогда не позволит узнать вкус своей кожи, кого он никогда не сможет вот так прижать к стене.

Внезапно отстраняется, и я с трудом удерживаюсь на ногах:

- Сегодня ночью, - бросает он, вытирая губы.

Я стою, оглушенный, зацелованный, беспомощный. Уязвимый в своей слабости, несчастный в своей любви. Как и он. Хватаюсь за стену, пытаясь унять дрожь в ослабевших ногах. Проклятые руки теперь трясутся еще больше.



Зайдя в Большой Зал, инстинктивно тяну руку к шее, поправляя воротник. Почти все ученики уже на своих местах. Стараясь не смотреть в сторону гриффиндорского стола, направляюсь к своему, рассеянно отвечая на приветствия. У нас на редкость оживленно: команда обсуждает предстоящую тренировку. Занимаю обычное место рядом с Гойлом и рассеяно смотрю в тарелку. У меня странное предчувствие. Малфой торжествующе глядит на Эйвери, указывая тому на гриффиндорцев. Ах да, похоже, Принц опять выиграл. На лице Эйвери кислое выражение. Неделю назад Малфой поспорил с ним, что сможет склеить любую девушку из Гриффиндора. Эйвери выбрал Парвати Патил - королеву прайда, и у Драко, как всегда, получилось. Теперь у него тоже есть смуглый лев с черной гривой. Как у меня.

- Привет, Блез! - темноволосая голова оказывается у моего плеча, карие глаза лучатся.

- Привет, Малькольм, - рассеяно улыбаюсь третьекурснику. Бэддок переводит глаза на сидящего напротив Принца, и его улыбка становится до неприличия широкой. Бедный, глупый малыш. Малфой кивает ему и подзывает к себе. Грустно усмехаюсь, глядя в спину удаляющегося Бэддока: мальчик тоже безответно влюблен, как я, как Поттер. Влюбленный Малькольм - такой хорошенький. Он единственный, кто называет меня по имени, милый, совсем не по-слизерински добрый человечек. Мне нравится его чистота, светлая наивность, юная жажда. Всегда активный и улыбчивый - котенок, никак не змея. Он знает обо мне и Поттере, но я доверяю ему.

Однажды мне досталось слишком сильно. Я медленно пробирался по сырым коридорам, пошатываясь, почти теряя сознание от боли, чувствуя как горячая кровь струится по моим ногам. Ввалился, а не вошел в нашу гостиную, горя в лихорадке, ослепший от слез. Бэддок сидел там и смотрел на пламя в камине. Я тогда подумал, что он шпионил за мной. Позднее понял: он просто грелся, окончательно заледенев от одиночества. Увидев меня, нахмурился, как ребенок, готовый расплакаться. Сходя с ума от страха и боли, я рявкнул:

- Что ты здесь делаешь?

Но он словно не слышал, продолжал стоять, уставившись на мои окровавленные пальцы. Потом медленно приблизился и протянул руку. Сам не знаю, что на меня нашло, но в этом жесте было столько искренности, доброты, настоящего сочувствия. Обещание утешения, прощения, понимания. Малькольм Бэддок не просто протянул мне руку, он предложил мне свое сердце, убежище. Как одичавший, заблудившийся странник, наконец встретивший людей, я схватился за него с отчаянием, с яростью, со всей силой, на которую был способен в тот момент. Мир вокруг замедлил свое движение, боль стала ватной, глухой, все, что имело значение тогда, - полные неподдельной печали, знающие медовые глаза. Прижимаясь к нему, я стонал, хрипел, рыдал, извинялся, за то, что испачкал своей кровью его мантию. А Малькольм, ребенок, молчал, робко обнимая меня, боясь задеть раненные места. Когда слез не осталось и ошметки сил покинули мое искалеченное тело, ставшее слишком тяжелым для его тонких рук, он осторожно уложил меня на диван и исчез куда-то. Вернувшись через мгновение, протянул мне полупустой зеленый пузырек:

- Выпей, - огромные глаза были полны беспокойства. - Это зелье варил сам Профессор. Не знаю, что я тогда принял, но на следующий день смог сидеть и ходить. А Малькольм, промокнув мои разбитые губы клетчатым носовым платком, тихонько погладил мою переносицу и прошептал:

- Ты не должен позволять ему делать тебе больно, - и мы оба поняли, кого он имел в виду. - Пожалуйста, Блез.

Превознемогая горечь унижения, подавляя желание уснуть в его объятьях, я прохрипел:

- Иди спать, Мэл.

Кареглазый малыш ушел, оставив мне клетчатый платочек и капельку надежды. Толчок Гойла возвращает меня в действительность. Он просит передать ему соль. Совсем рядом звенит серебряный колокольчик - Мэл смеется. Подмигнув мне, вновь поворачивается к Принцу, который что-то рассказывает, то и дело наклоняясь к его ушку. Малькольм смущается, опускает глаза, его щеки цветут чудным оттенком розового. Он живет такими моментами. Я недоволен Драко, но так заведено, что самую сильную боль мы причиняем по незнанию. Странный порыв заставляет меня оглянуться на гриффиндорский стол. Меня встречает твердый, мутный взгляд. Становится жутко, потому что я никогда не видел, чтобы Поттер смотрел так. Ни ярости, ни боли, ни ненависти. Нечеловеческий изучающий взгляд, сосредоточен на Бэддоке. Гойл опять отвлекает меня, и когда я оборачиваюсь вновь, его уже нет за столом. Необъяснимый ужас сдавливает сердце, хочется сказать что-нибудь Малькольму, но как я объясню? Сделав пару вздохов, медленно успокаиваюсь. Руки подсознательно поправляют воротник мантии.



Дурацкий день! Дурацкая тренировка! Дурацкий Монтеге! Сегодня он особенно придирался ко мне: не так я, дескать, летаю, не так отбиваю кваффл, не так то, не так это. Кретин! В раздевалке шумно: Принц о чем-то спорит с капитаном, загонщики препираются с вратарем, пятикурсники, разинув рты, слушают. Внезапно дверь распахивается от чьего-то сильного удара. Все вскакивают, побросав свои занятия, приготовившись к обороне или бою, как получится. На пороге стоит совершенно несносное существо - Панси Паркинсон. Какого дьявола в раздевалку принесло девушку - один вопрос, но что здесь делает Паркинсон?

- Все, немедленно в гостиную! - командует она, с перекошенным от злобы лицом. Писклявый голос дрожит.

Первыми реагируют, как ни странно, малыши. Кто-то из них спрашивает, что случилось.

- На нас напали! Дом в опасности! - вопит она.

Мы бросаемся к выходу, расталкивая друг друга, переходя на бег. Где-то впереди мелькает серебристая шевелюра Принца, как всегда в авангарде. Охваченный диким беспокойством, слышу обрывки фраз:

- …можешь объяснить наконец?

- …нашел Снейп! Будет такой скандал!

-… кто он? - Малфой теряет терпение.

- Бэддок!

Бэддок! Мэл! Мерлин, нет! И я уже не вижу ничего и никого, не замечаю вытянувшихся в удивлении лиц, когда сломя голову несусь к замку, перепрыгивая через ступеньки, расталкивая всех на своем пути. В мозгу ухает молот: Мэл! Мэл! Мэл! Я не хочу знать, что случилось, я не хочу знать, я… не могу. Со всей силы налетаю на группу семикурсников, столпившихся у входа в нашу гостиную.

- Эй! - протестует кто-то в ответ на мои нещадные удары локтями.

Пропустите меня! Убирайтесь все!

Прорвавшись к портрету, останавливаюсь как вкопанный. На нем кровь, тонкие ниточки подтеков на стенах, лужа на полу. Не понимаю… Не может быть… Как это… Мэл? В оцепенении смотрю на свой испачканный красным ботинок. Мэл..

- Разойдитесь! - кричит Монтеге, освобождая дорогу остальным. Но они не слышат, стоят, уставившись на меня.

- Забини? - тонкая кисть ложится мое плечо. - Забини, он у Помфри. Иди, иди, туда. Но я не могу двинуться с места, не могу отвести глаз от пятен на полу. Малфой бесцеремонно оттаскивает меня и трясет, схватив за плечи:

- Он жив, идиот, иди в Больничное Крыло! - странно смотрит на меня, наверное подумал, что… Но сейчас мне все равно. Сейчас я должен быть рядом с Мэлом, сейчас моя очередь спасать. Молча киваю и бегом бросаюсь вверх по лестнице.



- Вот собственно и все, - заканчивает мисс Помфри, с жалостью глядя на меня. - Ваш декан был очень, очень зол.

Какая разница? Что он может сделать теперь? Горечь захлестывает меня с головой. Дрожащие руки сжимают маленькую ладошку. Мэл… Когда я примчался, Помфри пустила меня только после того, как я принял успокоительное. Забавно. Наверное, я выглядел полнейшим психом, раз она так испугалась. Сейчас понимаю, как она была права. Потом я скажу ей спасибо. До сих пор не могу поверить, что передо мной лежит Мэл. Это кто-то другой, кого я не узнаю. Поломанная фарфоровая кукла. Там, где должны быть глаза цвета меда - заплывшие черные синяки. Помфри сказала, что ему отбили почки и отеки сойду еще не скоро. Вместо изящного курносого носика - непонятное месиво лилового цвета: нос сломан в трех местах. Разорванные губы сочатся сукровицей, приоткрыты. Малыш еле дышит, издавая страшные сиплые звуки. Слава Богу, сломанные ребра не проткнули легкие. Права рука тоже сломана, все пальцы раздробленны. Пальцы… Мне так больно, что кажется, внутри лопаются органы, один за другим. Стискивая зубы, мычу как раненное животное.

За что? Почему? Лицо горит от стыда, от соли слез. Как от удара. Почему он не ударил меня? Он должен был ударить меня! Я бы… Стерпел? Ты не должен позволять ему делать тебе больно, Блез… Я позволял, Мэл, потому что ...любил. Каждый миг, каждую секунду, с каждым новым синяком я любил его, Мэл. Понимаешь, я верил, надеялся, что может быть…вдруг, что если,…потерпеть…и он увидит, поймет, как я люблю его, понимаешь, Мэл? Мерлин, я безумец! Ты понимаешь Мэл, конечно, ты понял это раньше меня, малыш. Ты попросил меня тогда - и что сделал я? Как отблагодарил тебя за тепло, за приют, за мягкий в клеточку платочек? Я - Петр, трижды предавший Христа, трус, отступившийся от того, кто открыл ему свое сердце. Я принес тебя в жертву, Мэл, своему божеству, своему черному льву. Вот, значит, как сморят убийцы? Мясники. Жестокие бессердечные твари! Сейчас я наконец ненавижу его сильнее, чем люблю! Сволочь! О, Мэл... Ласковый, добрый.. Друг. Чем я отплатил тебе, мой малыш? Теперь ты будешь ненавидеть меня. Мне так этого хочется, пожалуйста, Малькольм, ненавидь меня! Это поможет мне дышать, это то, что я заслужил. Я не друг тебе больше, я такой же, как он. Соучастник. Помфри что-то говорит мне вслед. Я не слышу, мне все равно.



Этой ночью мне никто не помешает. Сегодня я могу все. Этой ночью я наконец силен. Не остановлюсь, даже если Филч перебьет мне ноги, даже если на моем пути встанет весь преподавательский состав. Я доползу до той комнаты, до его персональной камеры пыток. Не сомневайся, великий мальчик, я приду. Уже иду. Теперь меня не остановить, теперь пути назад нет. Я все решил. Больше не будет слабости, больше не будет прежнего Забини. Ты позаботился об этом, Поттер. Ты все сделал для этого. Сегодня ты превзошел себя, мой черный лев. Можешь быть доволен, моя боль не знает границ. Ее не облегчить зельями, не скрыть и не забыть никогда. Но на сей раз я не поблагодарю тебя, сплевывая кровь, захлебываясь слезами. Сегодня я не терплю боль, я питаюсь ей. Ты забыл поговорку о змеях, заносчивый хищник. Ты вскормил змею болью и пригрел на груди ненавистью. И я отвечу на твою заботу. Как настоящая змея.

Эхо отражает стук моих ботинок щелчками. Пьяный свет факелов отшатывается при моем приближении. Стонут и хохочут сумасшедшие портреты. Вот и знакомая дверь, в незаметной нише, рядом со статуей раздирающего змею льва. Не сегодня. Этой ночью змеи сильны. Потому что потеряли надежду.

Петли не скрипят, и не бряцает замок. Я не пытаюсь скрыть свое присутствие, и он все отлично слышит, великий мальчик, порочный гриффиндорец. Стоит спиной ко мне, как будто может что-то увидеть во тьме за окном. Такой же непроглядной, как та, что в его душе, как та, которой он наполнил меня. Не хочу ждать, не хочу объяснений. Просто дергаю его за воротник и разворачиваю лицом к себе. Что я вижу? Смирение? Раскаяние? Отчаяние? Не хочу видеть ничего. Просто замахиваюсь и бью. Не целясь, неумело. Никогда не хотел этого раньше, но страстно желаю сейчас. Удар - хруст. Еще удар - не уворачивается, не пытается закрыться. Не боишься меня, мясник? Волна бешенства внутри, красная пелена застилает глаза, кажется, я кричу. Бью и кричу, ломаю кости и кричу. Я такой же, как он, я - соучастник. И мне это нравится, понимаешь, мой лев? Я счастлив сейчас! Удар, и он отлетает к стене, ударяется головой о холодный камень. Темные волосы, такие же темные как у моего единственного друга, которого ты уничтожил, благородный гриффиндорец. Которого я предал. Одной рукой вцепляюсь в его волосы. Рывок. Вскрикивает. Больно? Он кричал так же? Удар коленом в пах - Поттер корчится на полу, не делая попыток отползти. Я хочу, чтобы ты глотал свою кровь, чтобы знал, как трудно дышать, когда легкие в огне. Удар ногой под ребра. Еще. Еще. Хруст? Хруст. Ты слышишь? Тебе страшно? Ему тоже было страшно. Возможно, потом ты никогда не сможешь дышать нормально. И хорошо. Еще удар. Он тоже не сможет. Ярость сметает все преграды, низводит нас до уровня животных. И сейчас я рад, я принимаю ее драгоценный дар: свободу. Возможность хоть раз в жизни, разорвать в клочья, распороть, вгрызться, содрать кожу. Я хочу содрать твою смуглую кожу, выцарапать твои зеленые глаза, сжечь мясо и раздробить кости. Раздробить. Со всей силы наступаю каблуком на пальцы, давлю. Ты скулишь. Он тоже скулил? Умолял тебя остановиться? Спрашивал за что? За что? ЗА ЧТО? Вдруг, понимаю, что давно уже ору во весь голос, сопровождая вопросом каждый удар:

- За. Что? За. Что? - из последних сил пытается отодвинуться, закрыться. - Почему?

Не позволяю ему: хватаю за волосы, ударяю головой об пол. Еще, еще, еще.

- Никогда. не. делай. так. больше. Слышишь? - с ненавистью кричу в разбитое лицо. - Не приближайся к нему! Ты меня понял, ГАРРИ?

Его имя взрывается, подобно петарде и оглушает меня. Резкий рывок, словно ныряю обратно в свое тело, словно прихожу в сознание. Почти с удивлением смотрю на него. Поттер лежит, выставив одну руку перед собой, другой закрывая лицо. Весь в крови, грязный, дрожащий. Чувствую легкий укол жалости, мгновенно утонувший в страшном чувстве удовлетворения, затопившем меня. Да, Малькольм, я такой же, как он. Во внезапной тишине, отчетливо слышу его резкие, короткие вздохи. Еще чуть-чуть... Мне показалось, я услышал странный треск, словно что-то сломалось в нем. Вздрагивает и начинает трястись. В камере пыток опять слышны всхлипы и стоны. Только теперь не мои. Опустошение приходит на смену ярости. Все. У меня уже ничего не болит, уже нечему болеть. Медленно подхожу к нему и опускаюсь на колени. Не дергается, не отталкивает. Все также не боится меня. Когда обнимаю его, цепляется мертвой хваткой, прижимаясь к груди разбитым лицом. Укачивая его как ребенка, нежно глажу по голове: - Шшш..тише, - целую мокрые от пота и слез волосы, - Я понимаю… я так тебя понимаю…

Я понимаю его, как Малькольм, должно быть, понимал меня. Почему же ты не понял его, Гарри? Он перестает дрожать, успокоившись, согревшись в моих руках. Бедный, несчастный, запутавшийся… Любимый... Мое сердце полно жалости, не любви, только жалости. Потому что любовь лежит рядом с Малькольмом. Потому что сегодня я понял, что больше не могу. У меня не хватит сил. Мы сидим, обнявшись до самого рассвета. Завтра я перевожусь в Дурмштанг.

***

- Извините, - тонкий голосок возвращает меня в солнечную осень. - П-простите, вы не подскажете, где находится Звездный Флигель?

Передо мной стоит мальчуган лет десяти-одиннадцати. Первокурсник, не иначе. Робеет. Остывающее солнце играет в золотистых волосах. Глаза голубые, внимательные.

- Конечно, - ободряюще улыбаюсь. - Давай провожу?

Юный маг восторженно смотрит на меня:

- Если вам не сложно.

- Ну что ты, - встаю и подхожу к нему. - Мне по пути.

Мы поворачиваем налево и углубляемся в одну из заброшенных аллей:

- Очень красивый шарф!

- Тебе нравится? Если хочешь, он твой, - обматываю шарф вокруг тоненькой шейки.

Радостный смех:

- Спасибо.

- Не за что. Не ходи здесь больше один. Говорят, в этом саду совершались убийства.