Автор: XSha (ksa1977@rambler.ru)

Источник: Мифомания

Беты: Анимаг, Корнелия О'Лири, Fleur.

Рейтинг: R

Pairing: CC/н.м.п

Жанр: adventure, suggestive

Саммари: Почему мы доверяем людям? Какова цена нашего терпения, верности и порядочности? О чем мечтает человек, и чем он готов поступиться, чтобы добиться своей цели?

Публикация в архивах: по предварительной договоренности

Хочу сказать отдельное спасибо бетам: Анимагу, чьи мысли и идеи помогли мне распутать тот безумный клубок слов, что в один прекрасный момент оказался передо мной. Спасибо тебе огромное, без тебя бы не случилось. Корнелия, твое мнение и твоя поддержка для меня очень много значат. Ты проделываешь титанический труд и я очень признательна за такое внимание и участие. Флер, ты настолько тонко чувствуешь и тексты и картинки, что у меня просто нет слов. Это талант.



Часть вторая "Animal instinct"

1.

- Алло, я могу услышать Фасида Ибрагимбекова?

- Я у телефона.

- Здравствуйте, мое имя Максим Голдберг, ваш телефон мне дал господин Северус Снейп. Сказал - вы можете мне помочь в поисках. Господин Снейп намерен кое-что приобрести в России.

- Вы от Грабарей?

- Нет. Как частный агент.

- Что ищет Снейп?

- Некий травник семнадцатого века.

- Ха!

- Простите?

- Что "простите"? Хотите приехать? Небось, поговорить со мной хотите? Ну, приезжайте. Адрес вам он дал, конечно.

- Да, адрес у меня есть.

- Давайте, приезжайте в три. Нет, ну это надо же!

В трубке раздались гудки, я повесил ее на рычаг и пошел искать чистые носки.

Фасид долго смотрел в дверной глазок, потом спросил "кто там", и только минуты через четыре наконец-то открыл мне дверь. Он оказался чрезвычайно маленьким человеком, около метра шестидесяти ростом. Круглый, с кучерявыми остатками волос и шумный. Настоящий преподаватель Античной философии. Он провел меня узким коридором в самую дальнюю комнату квартиры. От пола до потолка пространство в этом помещении принадлежало книгам: книги возвышались высокими стопками на полу, под столом и на столе. Свободным оставался лишь один стул, на который мне и предложено было сесть, трехтомник с другого философ сбросил на пол и плюхнулся напротив. Я достал фотографию и показал ее Фасиду - Снейпа интересует вот это. Ибрагимбеков патетическим жестом откинул мою руку.

- Да знаю я, что это за книга!

- Она у вас?

Философ хитро блеснул на меня своими карими глазками.

- Вы думаете мне жить надоело? Нееет… Ни за что бы ее не купил. Зачем мне Снейпу дорогу переходить?

- А что вы можете мне про нее рассказать?

- Ну, а вы про нее ничего не знаете? - потом Фасид как-то особенно на меня посмотрел и, поерзав на стуле, добавил: - А со Снейпом вы как познакомились?

- Про книгу мне известно только то, что Снейп рассказал, с ним самим я знаком совсем недавно. Знаю, что он антиквар и ищет этот травник.

Философ замер и уставился на меня так, словно только что увидел, потом хлопнул ладошками себя по коленям и слез со стула

- Так. Нет ничего особенного в этой книге, - начал он, меряя шагами комнату, - травник себе и травник. Дело в том, что Снейпу он очень дорог, вот собстенно и все. Но у меня его нет. И мой вам совет - не ищите вы его. Бросьте! Найдете не в том месте, потом не выпутаетесь. Ну, мало ли кому эта книжка понадобилась. Не зря же ее украли.

- Так ее украли? А кто, можете сказать?

Фасид остановился:

- А он вам не сказал?

- Сказал, что не имеет ни малейшего понятия.

Философ подошел ко мне и принялся жарко уговаривать, как-то незаметно перейдя на "ты":

- Послушай, просто не берись за это дело. Не заработаешь, ну и ладно. Поверь мне, ты можешь столкнуться с такими людьми, которых встречать не стоит, если тебе дорого твое здоровье. Я вообще не понимаю, почему Снейп втягивает в свои дела таких, как ты? Его проблемы, вот пусть и решает сам. Так нет! Сам он не хочет во все это ввязываться, а тебя ему не жалко, тобой-то он и рискует. Ему же все равно, пойми! Ты как мальчишка будешь тыкаться туда-сюда, неверный шаг - и тебя бац, под аваду, а ты и не заметишь! И никто не заметит. Наплюй на деньги и откажись!

- Под что?.. Простите, не расслышал...

- Вот я и говорю, ты ни черта не понимаешь, куда сунулся. Между двух жерновов ты попал, вот что! И Снейпу на тебя плевать, и уж тем более тому, у кого книга эта. Они там пусть между собой свои принципиальные разборки устраивают, а ты отойди, иначе тебя смелют в муку, парень.

Мне становилось все хуже и хуже, картинка рассыпалась на мелкие кусочки и подергивалась туманом.

- Это криминал какой-то? Так я ни с кем ссориться не собираюсь. Мое дело - только услуги оказывать, как говорится "Не стреляйте в пианиста…".

- Говорится вот еще что: "Кто чего хочет, тот в то и верит", а это, между прочим, Демосфен. Умный был человек, понимаешь, о чем речь? Ничего тебе не скажу, для твоего же блага.

- Боюсь, что вы не сможете меня запугать, и мне все равно придется делать свою работу, а вы лишь можете облегчить или усложнить мою задачу. Пожалуйста, расскажите, что знаете. Мы ведь можем договориться о вознаграждении, - я подчеркнул последние слова.

Собеседник мой раздраженно фыркнул.

- Нет, посмотрите на него, он готов еще и заплатить за информацию, которая приведет его в ад! Ты уже на этой тропинке, - он ткнул в меня своим толстеньким пальцем, - Давай посмотрим, готов ли ты к этому?

Я выжидательно поерзал на стуле.

- Маггл, Темные Искусства, Искушенные Смертью, Магия! - вскричал философ, я ошалело смотрел на него. - Ну как? Понял хоть что-нибудь? Готов примириться со словом "магия", парень?

Мне стало ясно, что философ либо надорвал мозги на своем научном поприще, или принял еще с утра какой-то допинг. Поднявшись, я кивнул:

- Готов, готов… - и направился к выходу, понимая, что все равно ничего путного от этого человека не добьюсь, он, безусловно, что-то знает, но в голове у него такая каша, что из нее никакую информацию не выловишь.

- Ни к чему ты не готов, - раздраженно ворчал Фасид, провожая меня к двери, - передай Снейпу, когда его увидишь, что он та еще сволочь.

Дверь за мной захлопнулась, я остановился на лестничной клетке, полный неприятных предчувствий.

2.

На следующий день мне просто необходимо было посетить Московский Антикварный Салон. Там выставлялась наша музейная коллекция, и, несмотря на то, что на стенде с ней сегодня сидели двое ребят из нашей мастерской, я чувствовал, что не посетить ЦДХ не имею права. К тому же я собирался встретиться там, по меньшей мере, с пятью людьми, которые были в курсе движения антикварных книг на российском черном рынке. Я позвонил своей девушке и предложил встретиться непосредственно на выставке. Подарок ей я рассчитывал купить прямо там. В моем представлении дорогой подарок на день рождения девушки, родителям которой представлен в качестве жениха - необходимое условие.

После пары часов блужданий по экспозиции и разговоров со знакомыми, я, наконец, купил серебряные сережки с изумрудами, положил их в карман и пошел к ребятам. Эти двое надели сегодня свои лучшие костюмы и сидели теперь, боясь помять брюки, с важным видом, словно в состоянии были купить все, что с таким пафосом приехали продавать. Через пятнадцать минут пришла моя Наташа, я вручил ей подарок и она, заправив за уши пряди русых волос, стала примерять серьги, глядя на свое отражение в стекле картинной рамы. Тем временем я напряженно размышлял, с кем бы еще мне поговорить о книгах, вернее о той единственной книге, которая меня интересовала в последнее время. Несколько человек сегодня уже сказали мне, что они совершенно не в курсе, а люди эти славились тем, что знают почти все. Я перебрал в голове множество вариантов, но ни один из них не удовлетворял меня. И тут, мне позвонили. Звонок этот немало удивил и порадовал меня, я подумал, что иногда, если очень сильно чего-нибудь захотеть, желаемое само поплывет тебе в руки. Звонил один знакомый букинист, к которому временами попадали сдаваемые на комиссию в непотребном виде редкие тома.

- Слушай, я сейчас говорил с Пальчиковым, он рассказал, чем ты интересуешься. Тут такая история… Я ни разу не имел дело с таким антиком, но я сейчас скажу тебе одну вещь, за которую кое-кто меня убьет, это точно. Надеюсь, ты меня не забудешь, когда наступит время.

- Само собой.

- В Салоне участвует Московский Английский Клуб, а после Салона они устраивают вечеринку. Очень закрытую вечеринку. Будет еще одна, такая светская, тоже весьма крутая, там и Лужков бывает и артисты всякие, и банкиры. Но тебе надо на другую. Я про нее толком ничего не знаю, на то она и "очень закрытая", но точно знаю, что там был в прошлом году Аверин. Понимаешь, куда я веду?

- Аверин? Точно? - Точнее не бывает, его жена проболталась об этом жене директора букинистического, а та рассказала мне. И не спрашивай, почему рассказала.

- Да понял я, не дурак.

- Так вот, туда, говорят приглашают почетных членов Клуба, там коллекционеры собираются, графья какие-то, голубая кровь… Как ты туда попадешь, я даже думать не хочу, но шанс разузнать у тебя есть. Если уж на самом Салоне никто ничего не знает, на вечеринке у тебя последний шанс.

Я повесил трубку и задумался. Аверин был владельцем крупнейшего антикварного дома в Москве. Едва ли он станет со мной разговаривать. Что я там узнаю, у всех этих Больших людей? Буду у них спрашивать: "А вот вы не видели такую книжицу? А продать не хотите?" Глупость какая-то. Но, с другой стороны Петя прав, если уж там ничего никому не известно, то я умываю руки. Для смелости я выпил стопку водки, и пошел устраивать себе приглашение. Каково же было мое удивление, когда буквально после первых двух вопросов выяснилось, что попасть туда можно. И мне даже хватит на это денег. Будто кто-то специально замолвил за меня словечко. Заплатив всего 500 баксов одному знакомому "крутому человеку", я легко получил его приглашение на два лица. "Тоже мне, закрытая вечеринка" - подумал я.

Естественно Наташа была очень рада пойти на "закрытое пати", конечно она ужасно одета и надо было предупредить раньше, но совсем не пойти она не может, как же она позволит мне, бедному, одному "попасть к таким волкам". "В Белом Зале Российского Культурного Фонда Московский Английский Клуб устраивает прием, посвященный Московскому Антикварному Салону", так было написано в приглашении, и мы с моей девушкой поехали туда. Особняк РКФ, с елочками во дворе и пустынной прилегающей территорией, светился золотым электричеством из-за белых штор, у парадного входа посетителей ожидал толстый швейцар. Приглашения были предъявлены, проверены и приняты благосклонно, мы прошли в холл, по лестнице наверх, затем, следуя указателям, нашли Белый зал. Вовсе и не белый, а скорее золотой, залитый светом хрустальных бра, без ущерба для пространства вмещающий в себя внушительную барную стойку красного дерева, зал этот был наполнен публикой совершенно разношерстной. Никем не замеченные, мы влились в толпу пьющих и беседующих гостей. Я сразу направился к бару и, заказав себе и спутнице брют, стал осматриваться в поисках полезных людей.

То, что я увидел, привело меня, в замешательство. Мужчины в Бриони, банкиры, и прочие представительные люди вперемешку с… как бы это поточнее… с готами. Старичок с бородой по пояс, в чем-то отдаленно напоминающем шелковый халат, беседующий с вполне привычно выглядящим гражданином в костюме. Около окна двое мужчин то ли в рясах, то ли в судейских мантиях, один еще и в плаще, скрепленном на груди внушительной брошью в виде змеи. Я ошалело пялился по сторонам.

- Прикольно… - наконец подала голос Наташа.

- Эти все… они откуда, интересно? - спросил я.

- Ну, не знаю. Может они все сектанты. А может масоны? - она округлила глаза. Я запил это шампанским. И тут заметил в углу слева от себя Аверина, а рядом с ним Снейпа. Они беседовали, как старые знакомые, Снейп даже пытался улыбаться, на нем тоже было нечто вроде черного длинного халата. Словно почувствовав мой взгляд, Снейп обернулся, увидел меня, и, извинившись перед Авериным, двинулся в нашем направлении. Я не успевал удивляться происходящему вокруг, Наташа узрела приближающуюся к нам высокую фигуру антиквара, и шепотом спросила: "Вот это твой заказчик, да?"

Снейп уже протиснулся к нам, и вместо ответа я его представил:

- Наташа, познакомься, это господин Северус Снейп, - Снейп галантно поклонился.

- Польщен, - сказал он бесстрастно.

- Северус, это моя невеста Наталья, - продолжал я, Наташа ужасно покраснела и только смущенно улыбалась. Такой растерянной я ее не видел никогда. Снейп тут же потерял интерес к процессу знакомства и обратился ко мне:

- Я рад видеть вас здесь, предполагаю, вы надеетесь почерпнуть здесь информацию о моем заказе?

- Да. Собирался. - Я не ожидал, что вам удастся попасть на этот прием, и сам навел некоторые справки, но, увы, ничего обнадеживающего сообщить вам не могу. - А вы член Английского клуба? - видимо от бурных впечатлений я потерял остатки вежливости. Снейп ухмыльнулся моему любопытству:

- Да. Почетный член Клуба во втором поколении.

До меня, наконец, дошла собственная бестактность, и я огромным усилием заставил себя больше вопросов не задавать, хотя меня так и подмывало спросить, почему на нем вместо костюма ряса. Вместо этого я решил выпить еще шампанского и обнаружил, что бокал так же полон, как и был за три глотка до этого. Неразменный пятак я помнил, но неразменный бокал - это что-то новенькое. Я устал удивляться, даже несмотря на то, что самонаполняющийся бокал был, бесспорно, самым шокирующим открытием последнего времени. Между тем, Снейп извинился и снова отправился к Аверину. Наташа проводила его тоскливым взглядом и минут через десять решила прогуляться в ту же сторону. Я не стал ее останавливать, меня слишком занимал способ пополнения шампанского. В конце концов, отчаявшись найти этому явлению рациональное объяснение, я пошел на сделку с собственной логикой - допивая очередную порцию брюта, я ставил бокал на стойку, и смотрел в зал, уговаривая себя, что шампанское доливает бармен, и я этого просто не вижу. Затем я поворачивался и обнаруживал новую порцию, которую с удовольствием употреблял. Этот процесс затягивал.

И еще меня не покидало ощущения, что за мной кто-то наблюдает. Я буквально физически чувствовал на себе пристальный взгляд, но, сколько бы я не изучал зал, никого, увлеченного моей персоной не увидел. В очередной раз, повернувшись к бару спиной, я, наконец, рассмотрел, как моя девушка отчаянно пытается понравиться Снейпу. Она выбрала место дислокации неподалеку, взяла в руки чашечку кофе, и стала придумывать повод обратить на себя внимание. Она так засмотрелась на него, что мне стало просто любопытно, ну что же она там увидала - по мне, так ничего привлекательного, уже не молодой, да и нос запредельный. Наташа, наконец, решила избавиться от кофе, который все равно не пила, и стала нащупывать за собой стол, неотрывно глядя перед собой. Я увидел, как чашка, которую она безуспешно пыталась, не глядя, поставить на край стола, все же сорвалась, и упала на пол. Словно придя в себя, Наташа собралась, было собирать осколки, но потом решила не тратить вдруг ставшее драгоценным время, томно прикурила сигарету и подошла поближе к Снейпу. Тот словно и не заметил такого отчаянного проявления внимания с ее стороны, продолжая разговаривать с Авериным так, словно девушки рядом и не было вовсе. Тогда Наташа, решила поступить по-другому, она стала внимательно слушать их треп, в надежде найти знакомую тему и вставить свое чрезвычайно интересное мнение. Я смотрел на это, чувствуя, как из моего черепа с хрустом начинают выпочковываться рога.

Алкоголь, ничем не уравновешенный, бродил у меня в крови, что не способствовало самообладанию. Наташа, наконец, смогла высказаться и обратить на себя внимание Аверина, но никак не Снейпа, тот стоял к ней все так же, в пол-оборота, и явно не желал признавать ее интерес к своей персоне. Это единственное, что удерживало меня от роли Отелло и позволяло наблюдать происходящее со стороны даже с некоторой долей здорового юмора. Но девушка моя никогда не бросала начатое дело, она была целеустремленной и уверенной в собственных силах особой. Когда-то я любил в ней эти качества, но не сейчас. Наташа решила не сдаваться и задала какой-то вопрос, обращаясь лично к Снейпу, так, чтобы он, как воспитанный человек, не смог его проигнорировать. Снейп медленно повернулся к ней, щурясь, словно пытался разглядеть что-то очень маленькое, но, постепенно, гримаса его смягчилась, и он удостоил ее коротким, но, по всей видимости, содержательным ответом, так как Наташа больше не нашлась, что спросить. Наблюдая за ними, и погруженный в свои черные думы, я машинально снова и снова опустошал бокал шампанского, и вскоре совершенно опьянел. Не являясь по натуре ревнивцем, я, тем не менее, ощутил совершенно новое чувство, которое должно быть появилось на свет совсем недавно, а именно тогда, когда я обнаружил рядом с собой человека, за которым, будь я не столь малодушен, признал бы полное превосходство по части способности производить впечатление.

Нет, я готов был признавать многие свои слабости, к примеру точно знал, что пить в таких количествах мне просто категорически нельзя. Обычно вежливый и уравновешенный, напившись, я становился неуправляемым и мерзким, насколько вообще может быть мерзким человек неуверенный в своих силах. Я знал это, знали это и все мои друзья, и поэтому никогда не доводили попойку до своего логического завершения, не посадив предварительно меня в такси и не отправив домой, в том пограничном состоянии, перейдя которое, обычно я начинал зарываться. Лучше есть грибы - нет злобы, только гибкие глюки. Тем временем Наташа, похоже, совсем забыла про меня, она вилась вокруг Снейпа, то так, то эдак поворачиваясь, показывая все свои выигрышные ракурсы, смеялась своим самым задорным смехом, как бы невзначай касалась пальцами его рукава, смотрела в глаза. Вела себя как шлюха, или мне так казалось. Я перестал разграничивать реальность и свое субъективное, пьяное ее восприятие. В какой-то момент Снейп бросил на меня случайный взгляд, я отсалютовал в его сторону своим бокалом, увидев это, антиквар презрительно ухмыльнулся и, словно подначивая меня, впервые за вечер дотронулся до Натальи. Он легко положил ладонь на ее талию, касаясь пальцами ее кожи там, где заканчивалась кофта. Вполне светский жест, но за всю свою жизнь я не видел столь вопиюще-развратного действия, все порнофильмы, которые мне довелось посмотреть, не шли ни в какое сравнение с таким простым, но, в то же самое время, таким ошеломляющим ходом. Все. Это уже чересчур. Я встал и направился прямо к ним.

Когда приблизился, Наташа словно удивилась тому, что я вообще здесь делаю - так посмотрела на меня, будто я застукал ее за чудовищным адюльтером. Как же я ненавидел ее в тот момент. На меня накатила жуткая смесь растерянности, какой-то детской обиды на всех, за то, что сам не в состоянии постичь происходящих вокруг меня странностей, и отчаянной, членовредительской мысли о том, что все так и должно быть - все это сложилось в единое целое и грозило выплеснуться на несчастную девушку. Я сделал над собой усилие.

- Прости, что так надолго оставил тебя одну - я взял Наташу под руку.

- Не стоило беспокоиться, мне не было скучно, - на самом деле ответ означал: "Что припёрся? Сидел бы там, где был!" Снейп смерил нас взглядом человека, потерявшего всякую надежду на то, что люди рядом с ним обретут хоть частицу здравого смысла.

- Прошу меня простить, но мне пора, - сказал он.

- О, нет, подождите! Я же должен вам кое-что рассказать. Я совсем забыл! - остановил я его и тут же прикусил губу.

- Вот как?

- Да. Давайте поговорим на улице, здесь повсюду люди, - я был ближе и ближе к тому, чтобы все безвозвратно испортить

- Наташ, подожди меня здесь. Ладно?

- Ладно, - без особого энтузиазма согласилась та, - Северус, до свиданья, надеюсь, мы еще увидимся.

- До свидания.

Он взял пальто и направился к черному ходу.

3.

Мы со Снейпом стали спускаться по лестнице вниз. Я шел на шаг позади него, чувствовал, как с каждой ступенькой опускаюсь на дно чего-то чудовищного и бесконтрольного, и, словно со стороны наблюдал, как безумная, губительная идея, рожденная в моей голове, претворяется в жизнь. Мне будто приходилось предавать самого себя и, отчасти даже развлекаться этим, испытывая то мрачное чувство удовлетворения, которое обычно появляется, когда ты пеняешь кому-нибудь: "ну я же тебя предупреждал". Не в силах сам себе противиться, я просто отдавал себе отчет, что иду вперед и открываю дверь на улицу. Оказалось, что уже совсем стемнело, и шел довольно сильный дождь. Мы находились на заднем дворе здания, пустынном и продуваемом ветром; единственным источником света служила одинокая лампочка у двери за моей спиной. Снейп, пройдя пару шагов вперед, остановился и повернулся ко мне лицом. За то мгновение, что он смотрел на меня, мне почудилось, будто в его глазах я прочел вызов.

Капли глухо шлепали по его плечам, тут же впитываясь в ткань, словно в губку. Я вдруг подумал, что он уже все понял и просто стоит и ждет, когда все случится. Эта кошмарная мысль разрослась в моем пьяном мозгу до понимания того, что он, должно быть, многое знает о предстоящих событиях, и с покорностью верующего или упорством нигилиста ждет развязки. Это соображение меня еще больше озлобило - никому не позволено врываться в мою жизнь и ломать, если не ее саму, то мое о ней представление! - Я был у Ибрагимбекова, - это должно было прозвучать как приговор, после этих слов Снейп должен был сказать, что Фасид - старый кокаинщик, и что его не нужно воспринимать всерьез. Но он этого не сделал. А требовались ли мне еще какие-то доказательства ненормальности философа? Зачем ждать подтверждения от Снейпа, разве дурацких фраз о магии (или что там было?) не достаточно?

- Так. И что же? - не вопрос, а скорее некая констатация тщетности этого визита. - Вы сами дали мне адрес, а он отговаривал меня с вами связываться! Знаете, что он сказал? - я изобличительно хмыкнул: - Он о вас нелестного мнения, просил передать, что вы "та еще сволочь". Да, вот так и сказал. А потом понес чушь, что я не готов к искушению или к искушённым… не помню, хрень короче…

Похоже, Снейп постепенно начинал выходить из созерцательного состояния, он поджал губы и помрачнел.

- Мой совет использовать его, как источник информации о книге, никак не подразумевает, что я ответственен за другие его слова.

- Разве? - мой тон стал почти издевательским: - Что же это ваши знакомые так вас не любят? А? Так терпеть не могут, что каждого встречного отговаривают иметь с вами дело?

Снейп взвился, словно его окатили кипятком, через долю секунды его лицо оказалось прямо перед моим, и он прошипел:

- Не советую вам устраивать мне допрос. Я нанял вас за деньги, достаточные для того, чтобы вы не задавали никаких вопросов. Ваша репутация не оправдана!

- Да? Да? А философ был прав, только сволочь клеит чужих баб!

Антиквар сморщился в нескрываемом отвращении:

- Меня совершенно не прельщают низкопробные магглские девки.

Это было последней каплей, в ответ я заорал:

- Да кто ты такой? Ты, грязный ублюдок!..

Снейп, замер на секунду, изумленно глядя на меня, а затем все пошло с нарастающей скоростью, почти без пауз. Антиквар совершил некое движение рукой, вследствие которого мне в живот уперлось что-то тонкое и острое. "Нож" - прошелестело и сгинуло в пьяном сознании.

- Ты… - голос Снейпа съехал на сип: - …маггл… - он задыхался, словно пытаясь не дернуть рукой и не зарезать меня раньше времени. Вот верно, что пьяному море по колено, будь я трезвым, уже молил бы сохранить мне жизнь, но я совершил еще одну нелепость. Я отшатнулся от Снейпа, наблюдая, как моя правая рука описывает в воздухе дугу и врезается в челюсть антиквара. Раздался звук удара и Снейп, явно не ожидавший от меня такой тупости, взмахнул руками и, чтобы не упасть, шагнул назад. Его секундное замешательство сменилось чередой событий, совершенно неподвластных пониманию моим замутненным рассудком. Гримаса боли за одно мгновение сменилась удивлением, а затем, так же молниеносно, перешла в ярость. Он замахнулся, и тут я увидел, что он держит в руке вовсе не нож, а что-то вроде указки или длинного карандаша. Снейп уже открыл рот, наверно для прощального ругательства, но вдруг замер. Передумал (видимо понял, что с карандашом много не наманьячишь), опустил руку и тут же, не дав мне опомниться, точным и четким ударом в лицо сбил меня с ног. Падал я медленно, прямо в лужу.

Дождь тут же начал заливать мне глаза, извергаясь из одной точки в ночном небе острыми каплями. Я повернул голову, погружая ухо в ледяную осеннюю воду, и посмотрел направо. Снейп стоял, скривившись, словно у него болел живот, плечом опираясь о стену и внимательно разглядывая свои пальцы. Он тяжело дышал, волосы прилипли ко лбу, из ссадины на подбородке, смешиваясь с дождем, текли розовые капли. Я с трудом поднес руку к лицу убедиться, что нос не сломан. Нос был в порядке, но щека оказалась поранена - бриллиант, из кольца антиквара, пришелся мне аккурат между скулой и носом. Я попытался подняться на локтях, но сил не было совсем, небо начинало кружиться воронкой, и я снова упал на спину. Я лежал, раскрывая и закрывая рот, мокрый и глупый, как рыба, выпрыгнувшая из аквариума. Потом увидел над собой лицо Снейпа, он рассматривал меня, пытаясь определить, в состоянии я воспринимать что-либо, или выпал из реальности.

- Идиот, я бы мог убить тебя, - тихо, то ли упрекая, то ли предвкушая, сказал он; честно говоря, я так и не понял, испугался он этого или пожалел, что не сделал.

- Хорошо, что не убил, - признал я, борясь с "вертолетом", - дубинка это страшно.

В ответ он лишь невесело ухмыльнулся и поднял руку, в которой все еще сжимал свое грозное оружие.

- Смотри, - он отступил на несколько шагов, и мне пришлось вытянуть шею, чтобы видеть его. Идею подняться мой разум откинул, как фантастическую. Снейп взмахнул рукой, что-то просвистело и чмокнуло об асфальт, рассекая водяную пленку, как невидимый кнут, рукоятью которого являлась та самая пресловутая палка. Затем снова поднял руку и снова щелкнул кнутом, прямо рядом с моим плечом. Потрясающе! Чего только не придумают люди, теперь уже столько технических новшеств!

- Это что, электрический кнут? Да? - очень затрудняясь со словом "электрический", поинтересовался я. Лицо Снейпа снова как-то нехорошо изменилось, но он ничего не успел ответить, потому что дверь открылась и на улицу, переполняемая возмущением, выглянула Наташа.

- Ты оставил меня одну так надолго! Ой, а что это ты лежишь? Упал? Что такое? - последний вопрос она адресовала Снейпу, который возвышался надо мной, не делая ни малейшей попытки помочь мне подняться.

- Нажрался, вот что! - переворачиваясь на живот, хмуро ответил я, понимая, что давно уже протрезвел, и вдруг отрубился.

4.

Утро убило меня. Проснулся, не помня, где я, рот слипся от сухости, дико тошнило, голова раскалывалась. Солнечный свет бил по глазным яблокам прямо сквозь закрытые веки, щека болела чертовски. Да что щека, все тело просто изнывало, казалось, что в мои мышцы воткнулись мои же собственные кости. В общем, у меня было сильное похмелье. Я открыл один глаз и тут же в него устремился весь солнечный свет, находящийся в комнате, словно только этого и ждал. Я поспешно зажмурился. Оставалось положиться на обоняние, лишь оно еще не отказалось мне служить. Принюхавшись, я сделал предположение, что нахожусь в своей квартире, возможно, даже, в собственной спальне, запахи были знакомыми, и ничто не выбивалось из привычной мне домашней атмосферы. Нет, что-то все же выбивалось.

Звуки. Звуки чьего-то присутствия.Я был не один. Наташа редко оставалась у меня дома, она не любила мою квартиру, говорила, что ей не нравится обстановка, и вид из окна, и расположение дверей. Короче, чаще я бывал у нее, чем наоборот. К тому же, с трудом восстанавливая в памяти небольшие фрагменты вчерашнего вечера, я вспомнил, что с Наташей у меня связано что-то нехорошее, а могло это означать лишь одно - мы поссорились. Ведь именно после ссор со своей девушкой я напивался в стельку и потом не мог вспомнить, что было накануне. Но звуки были какие-то не Наташины, они почему-то доносились с кухни, а на кухню Наташа вообще никогда не ходила. Ей не нравились тамошние обои, и она предпочитала, чтобы туда ходил я. Я попытался сесть, это удалось лишь со второй попытки. Внимание мое привлекло то, что я лежал не на кровати, а на диване, предназначенном для гостей, и спал в той же одежде, в которой вчера выходил из дома, только теперь она была вся в грязи, и на светло-кремовой обивке дивана появились пятна. Ботинки тоже были на мне. Я спустил ноги на пол и покряхтел, отчасти для того, что бы пожаловаться на судьбу, отчасти чтобы привлечь внимание того, кто сейчас находился на моей кухне. Кажется это сработало, потому, что шаги гостя направились по коридору к спальне. На пороге появился Снейп. Он держал в руках небольшую склянку, наполненную мутноватой на вид субстанцией. Тут же все ужасающие подробности вчерашнего вечера накинулись на меня и впились в мое еще полусонное сознание. Я в ужасе закрыл глаза. Что же я натворил! И что здесь делает Снейп? Не говоря уже о том, что он не знал, где я живу… а ключ… ведь я спал…что происходит?

- Вижу, вы проснулись, - голос его походил на скрежет несмазанной двери.

- Я уже собирался вас будить.

- Запинали бы ногами? - попытался я разрядить обстановку.

- Зачем? Для этого больше подходит круцио, - совершенно серьезно ответил он. Слово "круцио" мне не было знакомо, но по выражению лица антиквара становилось понятно, что это посерьезнее пинков ногами.

- Послушайте, я даже не знаю, что сказать…Вчера…

- Не знаете, так не говорите, - перебил он меня. - Выпейте вот это, сейчас же, - и он сунул пузырек мне в руки.

- Что это?

- Зелье, против похмельного синдрома. Крайне необходимое снадобье для алкоголика.

- Я не алкоголик. Все равно спасибо, - я откупорил пузырек и понюхал содержимое, пахло кефиром, затем выпил все "зелье" одним глотком.

- Вы решили, вместо того, что бы отказаться от всяческих со мной контактов, исполнить роль благодетеля?

- Если вы намекаете, что мне подходит роль сиделки у постели больного, то это неверное сравнение. Скорее я тот, кому жаль потраченных усилий, и кто хочет, что бы дело было сделано.

- А как вы ко мне попали?

- Спросите лучше, как вы попали домой. Хотя, нет, не спрашивайте. Вообще перестаньте задавать вопросы, потому, что новые у вас будут появляться с каждым ответом, а мне совершенно не хочется тратить на это свое время.

Поднимаясь с кровати, мне пришлось слегка согнуть колени в ожидании головокружения, но его не последовало. Подойдя к Снейпу, я протянул ему руку - Искренне прошу у вас прощения, - но Снейп на мой жест не ответил. Он стоял все так же, прислонившись плечом к косяку, без какого-либо выражения на лице.

- Не беспокойтесь на этот счет, - ответил он.

Неловко убрав руку, я прошел на кухню, опасаясь увидеть какие-то изменения, ведь недаром Снейп там торчал. Но ни чашек с кофе, ни скворчащей на плите яичницы не наблюдалось, следовательно, его забота обо мне ограничилась снадобьем от похмелья. Не знаю почему, но мне от этого стало немного легче - не представляю, как бы я себя чувствовал, если бы обнаружил на кухонном столе завтрак и свежую газету. Теперь меня увлекло другое открытие, - я чувствовал, что с моим похмельем что-то не так, точнее его, кажется, нет. Все куда-то разом делось, ни головной боли, ни тошноты, не было ничего, что могло бы причинять неудобства. Хотелось одного - есть, и это пугало меня больше всего. "Действенная настойка" - подумал я. Снейп прошел за мной следом, и теперь немым укором стоял около холодильника.

- Садитесь. Кофе хотите? - я засуетился.

- Нет.

- А я вот хочу. И все спасибо вашему лекарству. И есть хочу, - сказал я, нарезая хлеб и сыр для бутербродов. По выражению лица, с которым с Снейп наблюдал за мной, можно было подумать, что похмелье принялось терзать его вместо меня. Он осторожно сел на стул и, стал разглядывать коллекцию чугунных котелков, которую я собирал уже несколько лет и выставлял на полках под потолком кухни. Мне показалось, что он слегка улыбнулся. Приготовив себе бутерброды и налив кофе, я уселся напротив антиквара, осталось только закурить и я принялся распаковывать "Житан", аппетитно шурша целлофаном. В этот момент я уловил где-то внутри своих утренних ощущений опасное, сосущее чувство тревоги или, скорее, чувство страха за себя. Я замер на полдвижении и уставился на Снейпа. Тот, почувствовав мой взгляд, повернулся ко мне и вопросительно повел бровью. Что-то неискреннее было в его мимике - словно бы он говорил мне: "Что случилось?", а на самом деле думал: "Ага! Вот и началось!" Меня стало ощутимо потрясывать, дрожащими руками я распаковал-таки сигареты, достал одну и прикурил. От умиротворения и следа не осталось.

- Как вы себя чувствуете? - заботливо поинтересовался Снейп.

- Вот вы мне и скажите, - раздраженно ответил я.

- Ничего, это скоро пройдет. Всего лишь побочное действие препарата, полчаса и от дискомфорта не останется и следа, - он явно развлекался.

- А предупредить было сложно? Вместо ответа Снейп потер подбородок, а потом, поставив локти на стол, принялся разглядывать меня как подопытную крысу.

5.

Жар, тупой, липкий жар обнимал лицо, отталкивался от стен и снова оглаживал щеки. Жар адского пламени, душная атмосфера места, куда я давно держал путь. Каждый день, принимая множество решений, мы прокладываем себе дорогу к этому источнику тепла, который, в конце концов, становясь, все опаснее и неотвратимее, сжигает нас без остатка. Своими поступками мы подкидываем в эту топку новые поленья и огонь разгорается с бешеной силой. Действуя в стремлении обеспечить себе комфорт, держа в голове истинную цель - собственное благо, мы отталкиваем мелочи, сосредотачиваясь на большой идее. И эти мелочи, скапливаясь пылью за нашими спинами, собираются вместе, прилипают к ногам и утяжеляют шаг. Мысли об этом, подобно озарению сверкнувшие у меня в голове, теперь наслаиваясь друг на друга прокручивались как кинопленка, и снова все начиналось с начала. Каждый отдельный промежуток времени казался мне истинно существующим, между тем, все предыдущее представлялось сном.

Я думал, что вот именно сейчас просыпаюсь, а мгновение назад спал. Реальность порвалась на тысячи отдельных кадров, каждый из которых откидывался моим сознанием как галлюцинация. Что-то открыло в моем мозгу дверцу, сквозь которую я с ужасом смотрел на себя теперешнего. Угнетенность непониманием, ощущение какой-то странной силы, поселившейся рядом со мной, все это пробуждало во мне тревогу, обостряло неуверенность. Все неуловимо менялось, сохраняя внешние признаки, переиначивало суть. Вещи наполнялись новыми смыслами, и назад уже ничего не возвращалось. И то, что осталось позади, начинало вызывать сомнения в подлинности. Отражение на поверхности кофе в моей чашке расширилось, выплеснулось за границы фарфора и растеклось зеркальной поверхностью перед моими глазами. В этой темно-коричневой глади отражалось мое ошеломленное лицо, затем я развернулся и пошел прочь от себя. Проходя под нависающими деревянными мостиками, поднимая ногами дорожную пыль, я, пятилетний мальчишка, шел к старому дачному поселку, в котором проходили все мои летние месяцы в детстве. Накануне я вывихнул руку, и бабушка подвязывала мне ее косынкой. Пока я приближался к домам, стремительно темнело, на меня прямо с неба опускались июльские глухие сумерки, холодя обещаниями приключений. Вот я увидел знакомую улицу, вдоль которой росли толстые и кривые клены и дубы, за большими деревьями, глубоко во дворах прятались черные от старости домики, собаки за дощатыми заборами, отмечали мой путь всплесками лая. Я искал дом, в котором скрывается чудо, я точно это знал.

Вот передо мной калитка, вокруг которой разросся огромный куст жасмина, почти скрыв за собой вход. Сейчас, в темноте, он светился своими белыми цветками, душными объятьями касался моего лица и плеч, и я с трудом продирался сквозь его заросли. Я видел свои ободранные коленки, сбившиеся носки и опухшее запястье тонкой руки. Это было ужасно, снова видеть себя беспомощным пацаном. Выбравшись, наконец, из плена жасмина, я попал во двор. Там цвели цветы - розы и анютины глазки, табак и мышиный горошек, уже почти не различимые в темноте. В глубине, куда заманивали сверчки, показался дом - золотое окошко света, старое крыльцо, лавочка под стеной. Неумолимая сила тянула войти, хоть казалось, что мне не известно, кто живет там. Я поднялся к двери и толкнул ее. За ней открылась комната, увешанная пучками трав, заставленная банками солений, сервантами с мутными стеклами, сквозь которые смотрели на меня черепа чайников и чашек. А в глубине комнаты сидела старуха. Из сетки морщин смотрели на меня блестящие черные глаза, совсем не старческие, с ясными голубоватыми белками, внимательные и полные животной силы. Попятившись назад, я уперся спиной в дверь и замер, со слезами ужаса в горле. Старуха поманила меня кривым пальцем, и неведомая воля потащила меня к ней, а когда я оказался совсем рядом, усадила меня на стул. Бабка потерла руки, а потом развела ладони в стороны, и между ними вспыхнуло пламя, свободно висящее в воздухе. Моя больная рука протянулась к этому огню и прошла через него, не обжегшись. Напуганный до полусмерти, я пялился на колдунью, в ее глаза, морщины вокруг которых вдруг начали разглаживаться, сквозь черты старухи начали проступать другие, более резкие, но отчего-то знакомые, а на заднем плане я вдруг заметил очертания кафеля своей нынешней кухни. Все еще будучи маленьким щенком, я не выдержал ужаса и, заорав однообразное "Ааааа", бросился вон. Я бежал без оглядки, пока не начал осознавать, что рука больше не болит, тогда я остановился и огляделся по сторонам. Стало намного светлее, и иногда мне удавалось видеть мою кухню, а иногда я снова проваливался в детские воспоминания. Образы сменяли друг друга, постепенно из общего мельтешения выплыли и стали реальными обеденный стол и плита, но ощущения себя пятилетнего никак не отпускало. Я с мольбой поднял глаза на антиквара, всем сердцем желая, что бы "это" прекратилось.

Ничуть не смущаясь, Снейп открыто наблюдал за моим плачевным состоянием, скрестив руки на груди. "Уже скоро" произнес он беззвучно, одними губами. В этот момент, как бы ни парадоксально это звучало, я почувствовал удивительное единение с антикваром и искреннюю благодарность, ведь он понял мою мольбу о помощи без слов, оповестил меня о том, что скоро все пройдет. Мысль, что именно он являлся причиной моих неудобств, мне в голову не пришла. Должно быть, имело место то самое чувство, которое, как говорят, связывает охотника и жертву, заложника и террориста. Хотя, я, бесспорно, преувеличиваю. Действительно, шум в голове, и жар вокруг лица постепенно сходили на нет, тревога улеглась и сознание обретало прежнюю связность. Опустив руки, я огляделся: сигарета, прикуренная мной, полчаса назад, вся истлела и выпала из пепельницы, оставив под собой на скатерти прожженную дыру, завтрак был разбросан по полу. Я явно, что-то пропустил. Когда ясность в мозгу восстановилась достаточно, чтобы соображать, мне пришлось нагнуться и поднять хлеб с кафельного пола, чтобы скрыть свое лицо от Снейпа, смотреть на которого спокойно было выше моих сил. Подняв голову, я увидел, как Снейп, не глядя на меня, шепчет что-то над пузырьком, ссыпая в него из ладони серый порошок. Пузырек подозрительно напоминал тот, из которого я только что выпил отраву. Одним махом я подскочил к Снейпу и выхватил склянку у него из рук.

- Вы что делаете?!

- Не рассыпьте.

- Не рассыпать?! Да вы что! Это что?!

- Похоже, других слов, кроме "что", вы не вспомнили.

Я стукнул кулаком по столу:

- Это произвол!

- Вчера я вас пожалел, не начинайте сегодня снова, - напомнил он. Я тут же сел на свое место.

- Это яд, да? Со мной было что-то ужасное… - уже намного тише сказал я.

- Это всего лишь молоко единорога с папоротником, если вам так интересно. Оно снимает похмелье, но побочным действием может быть небольшое смещение вашего "я" в сторону подсознания, совсем не надолго, полчаса, не более. Теперь все уже прошло. Но, восстановить силы после такого лечения вам вовсе не помешает. То, что вы сейчас держите в руках, это суспензия рога улитки и кислого мха, она поможет вам окончательно прийти в себя.

В ответ на это я гомерически заржал.

- Вам оказалось недостаточно встречи с собственным "я" для того, чтобы открыть глаза на происходящее? - Снейп встал со стула и подошел ко мне: - Давайте, примите это. И нас ждут дела.

- Ых..ых… Нас? - простонал я, утирая рукавом слезы, выступившие от истерического смеха. - Пожалуй, сегодня я отправлюсь с вами. После вчерашнего предпочитаю держать процесс под контролем.

- А что же сами-то? Зачем тогда вам я?

- Послушайте, сколько вам нужно денег, что бы вы перестали бесконечно задавать вопросы?!

- За моральный ущерб еще пять процентов, - заявил я твердым голосом. В ответ на эту наглость Снейп лишь сверкнул глазами и вышел в коридор.

- Приведите себя в человеческий вид. Вы сможете найти меня на улице, - раздался его голос из передней. С большим трудом я добрался до ванной и вознес хвалу Господу за то, что пользуюсь безопасной бритвой. Руки дрожали ужасно. Через пятнадцать минут я натягивал куртку у входной двери, когда мой взгляд упал на ключ в замочной скважине. Я дернул дверь - заперта изнутри. Это могло означать лишь одно - Снейп не выходил из квартиры, потому как запереть за собой дверь с этой стороны он не мог. Я прошелся по квартире, заглянул даже под кровать; нет, его не было.

6.

Дальше игнорировать все эти странности не уже мог. Сначала я приписывал их своей собственной невнимательности. Потом просто решил их не замечать (авось, пройдут сами собой). Но теперь вещи, рациональному объяснению не поддающиеся, слишком глубоко вторглись в мою жизнь, чтобы не реагировать на них. Я всегда гордился своей корректностью, всю свою профессиональную практику строил на том, что частная жизнь клиента - неприкосновенна. Это был мой фирменный стиль, почерк, если хотите. Ко мне мог обратиться самый осторожный человек, и ему всегда было гарантировано, что я не стану выяснять, откуда у него взялись деньги на гобелен шестнадцатого века или зачем ему нужны клейма, которыми отмечали беглых каторжников. Все демоны моих заказчиков оставались в тени, общение было сугубо деловым. Что именно человек хочет приобрести, как он представляет себе вещь и, только если это необходимо для поисков, чем ценен именно этот предмет - вот тот небольшой список вопросов, которые я затрагивал.

Случалось, что люди сами рассказывали мне, зачем они собираются купить себе тот или иной предмет, но больше никаких лишних вопросов не задавалось, они могли быть уверены, что я никогда ничего не разболтаю. На этом строилась моя репутация. Сейчас все оказалось иначе. Все мои принципы, применяясь к делу антиквара, рушились. Сам антиквар и все, что его окружало, было ненормальным и неестественным. Он проходил сквозь закрытые двери, умел снимать похмелье галлюциногенами, я уже не говорю про вечно полный бокал шампанского. В какой-то момент я понял, что не могу использовать с ним те нормы поведения, которые были оплотом моей жизни. Со Снейпом приходилось играть по иным правилам - нечестным и чужим, но ведь притягательным! Я понял, что мне плевать на "профессиональный этикет", решил во что бы то ни стало, разобраться во всех загадках, которые привел за собой Снейп, и эта решимость доставляла мне гадкое, мстительное удовольствие. На улице уже успел выпасть первый снег, свежим пухом улегшись на еще зеленую траву, в воздухе пахло холодом. Снейп уставился в одну точку перед собой, выдыхая маленькие облачка пара. Он стоял как вкопанный, на его волосах и плечах уже собралось некоторое количество снежинок. Пока я шел к нему, вдруг вспомнил Бердслея с его "черным в белом" и от подобных ассоциаций мне стало неловко.

Поскольку машину я уже починил, логично было избежать такси и общественного транспорта. Я покрутил ключи на пальце и кивнул в сторону автомобиля, Снейп нерешительно тронулся с места и, подойдя к дверце, в замешательстве остановился, машина сказала "пик-пик", но Снейп так и стоял, словно и не собирался садиться внутрь. - Садитесь, садитесь, открыто, - нетерпеливо пригласил я. Он с ненавистью посмотрел на меня, но все же дернул ручку и плюхнулся на сиденье. Вот тут я почувствовал себя хозяином положения! Краем глаза я замечал, как пальцы его руки, вцепившейся в колено, белеют от напряжения, стоило мне прибавить газу. Превратить это в гонку "Формула один" по встречной полосе" мне помешало лишь то, что место назначения оказалось неподалеку. Вылезая из машины, Снейп с таким остервенением хлопнул дверцей, что я испугался за замок, но промолчал. Мы подошли к небольшому двухэтажному зданию, Снейп нажал кнопку звонка.

Альфред Цест имел частную практику и собственную клинику неврозов, на стене его кабинета висело несколько дипломов в позолоченных рамах. За спинкой его внушительного кожаного кресла я увидел подсвечник в виде человеческого черепа, признаюсь, этот предмет прибавил мне оптимизма, я порадовался, что это, по крайней мере, не пепельница. Я взял со стола фотографию хозяина и повертел в руках, ухватившись так, что мой большой палец пришелся как раз на плечо господина Цеста. Белесые маленькие глазки доктора смотрели на меня с укоризной. Я царапнул ногтем поверхность портрета и тут же понял, что нервы мои далеко не такие крепкие, как того бы хотелось. Портрет дернулся, будто мои бесцеремонные посягательства на его персону ему надоели, и стряхнул мой палец. Позорно ойкнув, я инстинктивно отбросил от себя рамку с фотографией, и она непременно разбилась бы, если бы Снейп не поймал ее на лету.

- Извольте быть аккуратнее, - назидательно, как школьника, отчитал он.

- Но, оно…посмотрите, посмотрите! - возмущенно воззвал я. Снейп вгляделся в портрет.

- Он не любит давления. Впрочем, скоро сможете в этом убедиться, пообщавшись с ним лично, - заметил он и посмотрел на дверь. Сказать, что во мне проснулось отчаяние, значит не сказать ничего. Тут было все: и страх, и бешенство, даже любопытство присутствовало, но лишь в той мере, чтобы вопрошать: "угрожают ли эти странности моей жизни, и не впал ли я в сумасшествие?"

- Объясните мне, наконец, что происходит?! - взмолился я. Это были последние мои слова, перед тем как реальность изменилась окончательно. Будьте осторожны, задавая вопросы, убедитесь вначале, готовы ли вы к тем ответам, которые только и ждут, чтобы застать вас врасплох. Слепая уверенность, что вы переварите любую информацию, что все, так или иначе, не подходящее под ваше представление о "допустимом", вам удастся опровергнуть своим скептицизмом, - может сыграть с вами злую шутку. Снейп очень долго смотрел мне в глаза, словно стараясь выскрести из меня нечто, могущее уверить его в моей готовности услышать ответ. Не знаю, удалось ему это или он просто решил махнуть рукой на все, но, в конце концов, просьбе он внял.

- Вы, магглы, придумаете себе массу причин, лишь бы оставаться в слепом неведении. Признаюсь, этим вы избавляете нас от множества проблем, - он достал из кармана ту самую палку, которую я не так давно принял за "большой карандаш". Все мое сознание сопротивлялось тому, чтобы назвать эту вещь словом, после которого ходу назад уже не будет. Слово так и вертелось на языке, мне хотелось сплюнуть его, как нежующийся кусок, но, страшась выговорить его вслух, я просто глупо хлопал глазами на Снейпа, который красноречиво поигрывал перед моим носом этим повергающим в священный ужас предметом.

- Вы уже понимаете о чем речь, не правда ли? - вкрадчиво поинтересовался он.

- Н-н-нет…

- О, какая ложь, все вы прекрасно понимаете, только ваш страх перед необъяснимым не позволяет вам признаться. Вы так привыкли полагать, будто контролируете реальность, что утрата иллюзии контроля над обстоятельствами приводит вас в ужас. Да, да, именно иллюзии, ведь ваши представления о бытие ни в коей мере не соответствуют действительности.

- Но за что? Причем здесь я? - я оставил попытку держать марку.

- Ровным счетом не причем. Всего лишь право сильного - поставить вас в то или иное положение по отношению к истине.

- Но есть ведь кто-то и посильнее вас!

- Безусловно. Разве сказанное мной этого не подразумевает?

- Тогда вы должны понимать, что не нужно делать того, что вам самому бы не понравилось?

- Хм… Вы можете сопротивляться. Этого права у вас никто не отнимал. В конце концов, самооборона и есть показатель вашей стойкости. Успешное противостояние может привести вас к той самой силе, о которой я вам только что сказал. И уже вам дано будет вершить судьбы других людей. Готовы сопротивляться?

Я молчал. Я был не готов, да и не хотел, если уж быть честным до конца. По крайней мере не сейчас, и не тому, о чем я и представления не имею.

- Я всего лишь хотел узнать правду, - в итоге пришлось пробубнить мне. В ответ Снейп ухмыльнулся. Прошептав что-то, он взмахнул волшебной палочкой (а это, черт побери, была именно она), коснулся рамки с портретом, и она на моих глазах превратилась в подсвечник с горящей свечой, еще пасс и свеча распалась на части и обернулась блюдом с красными яблоками. Я не мог оторвать взгляд, и одна часть сознания твердила, как заклинание: "Девид Копперфилд проделывает это каждый день", а вторая часть прекрасно понимала, что цирковые фокусы с подобным и рядом не валялись. Старая колдунья из детства наконец-то прислала мне привет.

- Почему вы вдруг согласились все объяснить?

- Вы бы все равно узнали, рано или поздно, общаясь так тесно с нами, вы не могли не замечать некоторых вещей. И уж лучше вы будете готовы ко всему, нежели просто испугаетесь и убежите.

- А почему вы думаете, что не убегу сейчас?

- Ну, убегайте, - Снейп сделал щедрый жест рукой в сторону двери. - О, да, вам страшно, любому магглу было бы страшно на вашем месте, вы думаете, что сошли с ума, но это не так. В вас поселилось любопытство, оно ведет вас сквозь все условности и препоны к истине, но вы пройдете мимо, так ее и не узнав. К тому же, заглянув в себя, вы сможете обнаружить, что все это для вас не так уж и дико. Да?

Я на секунду замер, прислушиваясь к каким-то смутным отголоскам внутри. Что хуже всего - Снейп был не так уж далек от истины.

- Что за слово "маггл"?

- Тот, кто не маг - маггл.

- А вы, значит, маг, - я попытался придать своему тону ироничность. Стоит ли говорить, что у меня ничего не вышло.

- Да. И Альфред Цест тоже.

- Но, почему же тогда я о вас ничего не слышал раньше? Вы должны быть знаменитостью, по меньшей мере.

Снейп закатил глаза и скривился так, словно ничего более мерзкого он в своей жизни не слышал:

- Как вы ничтожны. Если вы о чем-то не слышали, значит этого нет вовсе! Как только к вам попадает информация, вы делите ее по своему разумению, взвешиваете, рассматриваете и выносите вердикт согласно вашим познаниям. Но если принять во внимание, что ваши познания - ничто, могу себе представить, какое жалкое представление об устройстве мира существует у вас в обществе.

- Да зачем же вам, черт возьми, я?

- По множеству причин. Не думаю, что сейчас вам необходимо о них знать.

- Мне как раз очень даже необ…- на этих словах дверь кабинета раскрылась, и на пороге возник Альфред Цест собственной персоной.

7.

Цест был похож на врача и совершенно не похож на мага, во всяком случае не так, как Снейп. У Снейпа, конечно, не было остроконечной шляпы в звездах, но его "инакость" чувствовалась на уровне флюидов. А вот Цест был ровно настолько белесым и невыразительным, чтобы производить впечатление совершенно обыкновенного человека. Он оглядел нас поверх очков, и поприветствовал:

- Добрый день, господа.

Снейп представил меня, мы обменялись формальными любезностями и расселись по разные стороны стола.

- Что-то случилось? - начал Альфред, обращаясь к Снейпу.

- Случился неплохой повод увидеться, - ответил тот.

- Как там Альбус? И почему ты здесь в это время года? Ты уволился?

- Альбус как всегда, если что-то изменится, то это будет означать, что он умер, - Снейп усмехнулся, - И я занят сейчас лишь два дня в неделю, так что мне не составляет труда выполнять свои обязанности. После рождественских каникул расписание изменится и мне придется вернуться.

Я слушал их с вялым любопытством, не понимал смысла беседы, а пытаться угадать после пережитого сегодня утром считал просто глупостью.

- А как же твоя административная работа? Ты оставил дом на попечение МакГоннагал? - хихикнул Альфред.

- Несчастная не справляется со своим, мой ей не потянуть. Дамблдор следит за порядком и, в конце концов, если возникнет необходимость, я могу оказаться там.

Цест снова улыбнулся и, откинувшись в кресле, прикурил от волшебной палочки, от чего меня слегка затошнило.

- Слышал о твоем интересе. Убей меня, но я не понимаю, зачем тебе ворошить прошлое. Думаешь, он продал кому-то эту книгу? Вряд ли, Северус, думаю, он оставил ее у себя.

Снейп молчал и барабанил пальцами по столу, между его бровями залегла глубокая складка. Наконец он заговорил:

- Альфред, я не понимаю, о чем ты говоришь, - но сказано было это так, что становилось ясно - все он прекрасно понимает. Интересно, что именно, подумал я.

- Ой, оставь, Северус, я знаю, что вы в прекрасных отношениях, у вас общие идеалы и дела, - Цест многозначительно зыркнул в мою сторону и понизил голос до шепота, - я даже знаю, про то, под чьим началом и чем именно вы занимаетесь. Да, да. Сюда новости доходят довольно быстро. Но, ты знаешь, когда речь заходит о таком, хорошие отношения уступают место другим интересам. Да что я говорю? Ты бы и сам точно так же поступил на его месте.

- Если это так, то он не может не понимать, что я за ней приду. - Он прекрасно знает, что, если ты решишь искать "De Herbis Borealbus" и найдешь ее, вы оба сохраните лицо, какие бы маски вы не напяливали поверх, - врач кивнул на меня. - Вот зачем тебе нужен этот маггл. Как ловко ты придумал, я поражен.

Мне вспомнились слова философа: "…тебя ему не жалко, тобой-то он и рискует … Между двух жерновов ты попал, вот что! …" - и тут все сразу стало ясно. Снова старые знакомые - страх и бешенство. Я вскочил и пошел к двери. "Они хотят загребать жар моими руками? Ну вот еще! К черту!" Меня не окликнули - Снейп все также сидел, в задумчивости, подперев подбородок рукой, а Цест молча наблюдал за ним. В полном молчании я вышел в коридор. "Даже не пытаются скрыть всю низость положения, в которое собираются меня поставить!". Оглянулся, втайне надеясь увидеть Снейпа, выходящего в поисках меня в коридор. Но этого не случилось. Я не был кому-то особенно нужен, разве что в качестве пушечного мяса в сомнительных делишках. Несмотря на то, что мне так и не было понятно, чем именно опасны поиски фолианта, в душе поселилась твердая уверенность, что угрожает смертельный риск. Не знаю, почему, то ли на меня так запоздало повлияли слова Ибрагимбекова, то ли паранормальные явления стали таким потрясением, что это сделало меня особенно чувствительным, и позволило предвидеть свою судьбу. Хоть истоки страха были неведомы, мне точно было ясно, чего следует бояться и от чего нужно бежать без оглядки. Обуреваемый негодованием, я пнул дверь и вышел на улицу. От снега уже остались лишь талые комки в грязных лужах, потеплело и обманчиво пахло весной. От этого запаха мокрой земли, от щебетания воробьев, обрадовавшихся неожиданному потеплению, мне стало совсем тоскливо. Только одно было предельно ясно - я банально и глупо попался. Но, как только в моей голове проносилось слово "банально", перед глазами возникала чудовищная по своей невозможности картина превращения свечки в блюдо с яблоками, и становилось совсем уж не по себе.

Я машинально шел по улице в направлении ближайшего знакомого бара, глядя только себе под ноги, не обращая внимания на то, что периодически налетаю на прохожих. Было наплевать. Ужасно хотелось выпить. В баре было совсем пусто, ведь еще даже время обеда не подошло. Мне принесли запотевший графинчик водки и рюмку, я выпил, но легче не стало. Вмешательство в нечто совершенно мне не ясное, во что-то опасное и по сути своей невозможное, изменило течение моей жизни, и теперь "так, как было" снова стать уже не могло. Как бы мне хотелось никогда не заходить к Теме, никогда не знакомиться со Снейпом и никогда ни о чем с ним не договариваться. Но больше всего мне хотелось спокойно жить и не знать, что свечки превращаются в яблоки, не видеть настоящей волшебной палочки, задавить в себе чувство какой-то смутной узнаваемости, забыть слово "магия" и, наконец, отчаянно хотелось избавиться от унизительного ощущения, что я "маггл", а кто-то рядом со мной при этом "маг". Вдруг вспомнилось, что машину я бросил у клиники Цеста. Плевать. Я снова выпил. Вся моя жизнь состояла из череды закономерностей: выбор образования, выбор профессии, выбор девушки. Я только и делал, что пожинал плоды обстоятельств, в которые попадал. Никаких революционных шагов, никаких особенных действий, да, не совсем серая жизнь, но без эксцессов. Кому нужны эксцессы? Только не мне. Мне нравятся деньги, нравится их зарабатывать тем, что мне интересно.

Я очень люблю старые вещи. Они рассказывают мне истории своих владельцев, истории людей, которые оставили на них печать Жизни, Дела и Поступка. Вот, к примеру, секретер, что я продал в прошлом месяце одному судье. Замок на этом секретере был взломан, кто-то рылся в чужих любовных письмах, на столешнице были нацарапаны инициалы владельца и, по всей вероятности, той, которой посчастливилось быть им любимой. Целый роман был рассказан мне этим столом. Я починил замок и зачистил царапины, стер с лица стола всю его историю. Но разве от этого она перестала существовать? Ведь она была и с ней ничего не случилось от того, что кто-то c легкой руки уничтожил все свидетельства тому. Просто теперь о ней никто не узнает. Так же, как никто не узнает обо мне спустя столетия. Какой след после себя может оставить такая заурядная жизнь, как моя? Какую печать я наложу на мои вещи, что бы поведать о себе следующим поколениям? Художественно порву целлофановый пакетик? Нет, я лишь стиратель историй, я позволяю чужим вещам делать вид, что они стары, но девственны, позволяю начать новую жизнь, принять на себя следы новых людей. Что он говорил про опыт, переданный автором книге? Разве я не понимаю этого? Почему он так считает? Ведь кому, как не мне понимать такие вещи? Ну надо же, как интересно, что там, в ней. И самое потрясающее, что именно ради следа, оставленного прежними обладателями, ради печати истории он так жаждет обладать этой книгой. Кроме вещей есть еще и люди, их тоже можно оставить после себя. Дети, это проклятье, с которым нам необходимо смириться… женитьба такое же проклятье, созданное для облегчения исполнения первого… и так далее и тому подобное.

Очнувшись от размышлений только в момент окончательного опустошения графинчика, на волне сентиментальных мыслей, я вытащил сотовый и позвонил Наташе.

- Как ты мог со мной так поступить? - вместо "здрасте" прокричали мне в ухо, - Ты напился, бросил меня одну! Этот твой Снейп и полслова мне не сказал, только адрес твой спросил и обратно за дверь запихал! Ты мне не звонил! Ты бы слышал, что сказала моя мама, когда я вернулась домой одна! Ты меня слушаешь?! - я повесил трубку.

Нет. Так не пойдет. Не могу я общаться с истеричками. Я заказал еще сто грамм водки, а прикончив их, снова подумал о травнике. А что, если мне удастся его найти? Я получу в руки несомненно бесценную вещь, получу информацию, которая нужна Снейпу, а Снейп у нас кто? Маг. Информация, необходимая магу…интересно, а может ли она открыть мне что-то, способное меня к этим магам приблизить? Ну, как-то же ими становятся? Теперь я очнулся, когда набирал телефон Снейпа. Когда меня с ним соединили, и я услышал, как он долго шуршит трубкой (куда он там ее приспосабливает?), а потом выдавливает "Алло", я взмолился:

- Снейп, мне снова нужен ваш "Алказельцер", пожалуйста!

- Через полчаса в холле гостиницы, - он даже не удивился.

8.

Я расплатился и поймал машину до "Мариотта". Правда я немного сомневался, что в моем состоянии мне удастся попасть куда-либо кроме вытрезвителя. Но, видимо, опрятная одежда и усилием воли собранное в кучку лицо, сделали свое дело, и проблем у меня не возникло. Снейп уже поджидал меня в холле гостиницы. Взяв под локоть, он подтолкнул меня в лифт и не выпускал до тех пор, пока мы не оказались в его шикарном номере, а там пихнул в кресло, в которое я плюхнулся, как мешок картошки. Руки у антиквара были ледяные и его цепкая хватка еще некоторое время ощущалась на локте, словно он до по-прежнему продолжал меня держать.

В другой ситуации я не позволил бы с так собой обращаться, но теперь на собственные амбиции мне было плевать. Посреди гостиной стоял круглый стол, над которым, установленный на треножник, покоился чугунный котел. Мысленно дав себе слово ничему не удивляться, я следил из-под полуопущенных век за Снейпом. Он извлек из саквояжа, стоявшего у стены, связку белых тонких свечей, и, развязав стягивающий их шнурок, совершенно неожиданно для меня, подкинул их вверх. Вместо того чтобы упасть, они поплыли в воздухе, по очереди поворачиваясь вертикально и зажигаясь. Вскоре все свечи повисли над круглым столом, заливая его колышущимся светом. Затем Снейп достал небольшой ларчик и расположил его подле котла. Наклонившись над обустроенным столом, Снейп тряхнул головой, откидывая от лица мешавшие пряди волос, расстегнул несколько пуговиц на манжетах, высвобождая запястья, пару раз сжал и разжал пальцы, разминая суставы, и, наконец, достал из кармана волшебную палочку.

Я затаился в кресле, стараясь не шевелиться, потому что казалось, будто Снейп уже забыл о моем присутствии, а мне хотелось, чтобы так оно и было. Немного помедлив, он указал волшебной палочкой под котел и что-то произнес. В то же мгновение под котлом заплясало пламя, при этом столешница осталась совершенно невредимой. Хоть я и давал себе обещание не удивляться, делать это оказалось все сложнее и сложнее, тем более, что голова моя кружилась довольно ощутимо и общее состояние было весьма паршивое. Спустя пару минут из ларчика на стол перекочевали несколько пузырьков, а в котле закипела вода. Отмеряя содержимое склянок на аптекарских весах, Снейп шептал что-то над котлом, его пальцы, обдаваемые паром, кружили над поверхностью воды, глаза, не мигая, следили за бурлящим в котле варевом. Оно источало уже знакомый, еле уловимый запах кислого молока. Я заворожено наблюдал за пляской света на стенах, за отточенными до автоматизма движениями Снейпа. Казалось, он проделывает это уже в тысячный раз. Увы, головокружение не унималось: потолок надо мной, да и кресло тоже, - все закручивалось воронкой. Глаза заволакивало пеленой, огни свечей и пламя под котлом виделись мне как сквозь призму, испуская ореолом вокруг себя золотые лучи, предметы постепенно утрачивали четкость очертаний, я проваливался в сон. Очнулся я оттого, что Снейп громко хлопнул дверью, вероятно, он сделал это специально, когда уходил за чем-то в спальню. Вернувшись, он уселся в кресло стоящее напротив, и поставил рядом со мной на журнальный столик пузырек с уже знакомым снадобьем. В комнате не осталось и следа от процедуры, свидетелем которой я был вроде бы только что. Я с тревогой покосился на лекарство.

- Оно опять с по… побочным эффектом?

- Не сомневайтесь, - хмуро отозвался Снейп.

- Ну, хорошо, - вздохнул я, - Если не возражаете, я пре… пере… короче, бес-с-свидетелей, - речь давалась мне с трудом. Я аккуратно, стараясь не шататься, встал, взял склянку и отправился в ванную. Очнулся я, лежа на кафельном полу под раковиной, опорожненный пузырек валялся тут же. Я был совершенно трезв и дико голоден. Когда я вернулся в гостиную, в ней ничего не изменилось, Снейп все так же сидел в кресле, все так же горели маленькие бра на стене, за окнами продолжал метаться ледяной осенний ветер. Я снова плюхнулся в кресло.

- Ну? Жизнь прекрасна? - язвительно осведомился Снейп.

- Не совсем… - я закинул ногу на ногу. - Многое в ней осталось для меня не ясным, многое меня возмущает.

- О, ну это, безусловно, весьма печально.

- Прекратите издеваться, - я говорил почти примирительно, - вам наверно все это кажется таким несущественным с высоты вашего положения, но я-то до ваших "высот" не дорос.

Снейп только насмешливо хмыкнул.

- В моем положении и правда нет ничего смешного - всего за пару дней я узнаю то, что переворачивает мой мир с ног на голову, я уже дважды нажрался как свинья, хоть я и не алкаш, как вам могло показаться, я чуть не теряю рассудок, я теряю свою женщину. Разве по-вашему это мелочь?

- Так вы до "высот" не доберетесь.

- Любопытно, выслушать ваше представление об этом, - я принял заинтересованный вид и приготовился к тираде, которая вскоре последовала. Снейп сцепил перед собой пальцы, воззрился на меня из глубины кресла, некоторое время подбирал слова и, наконец, сказал:

- Вы умудряетесь одновременно сожалеть о двух взаимоисключающих вещах. Мне понятно, что мое "положение", как вы изволили выразиться, позволяющее быть независимым от тривиальных неудач обывателя, возможностью не испытывать страданий и освободиться от власти обстоятельств представляется вам привлекательным. Но и невесту вам хочется удержать. Уж потрудитесь выбрать что-нибудь одно. Вы можете жениться, но тогда нет смысла мечтать вырваться из круга повседневности. Брак не даст вам расти, - подле супруги тепло и хорошо, и движение вперед вам уже не понадобится. Вы должны понимать, что идти дальше вас заставит только дискомфорт. Всего, чего вы достигнете, вам будет мало, душу будет испепелять огонь, он не даст спокойно засыпать, и пробуждать будет с великой силой. О, вы печалитесь о потере физической любви, ваше тело страдает, предчувствуя мучительное одиночество, и всего лишь потому, что как быть иначе - вам не известно. Вы так истово и так ограничено верите, что наслаждение бывает лишь одного сорта, что мне даже жаль вас. За всю свою жизнь вы исходите эту дорогу настолько, что к концу обнаружите протоптанную по колено колею. Но вы же человек знакомый с высокими материями. Если выберете другой путь, то, отказавшись сначала от примитивного способа жизни, который по плечу любому, сможете открыть для себя совершенно иные точки соприкосновения двух личностей. Задумайтесь, и вы поймете, что слаще всякой женщины, пленительнее страсти, может быть элементарный душевный порыв, разделенный с единомышленником. Ваши мысли, идеи, стремления, дополняя друг друга, сольются воедино и превратятся на ваших глазах в нечто большее. И это лишь первый этап. А затем… - Снейп подался чуть вперед, и мне показалось, будто его глаза отливают ртутным блеском. - Тело лишь горнило вашего духа. Совершенствуйте дух, переплавьте ваши страхи, и единомышленник потом вам не потребуется. Человек неисчерпаем, личность едина - и творец, и убийца. Эти страсти сильнее всех прочих страстей, они возносят к небесам и кидают на самое дно. Если вам известно, что означает вдохновение, как бывает, когда вы ловите мысль в высшей ее точке, и там поднимаетесь над своей сущностью, на мгновение становясь больше своего "я", перерастаете себя и сверху обозреваете то, что некогда было вашими достижениями, вы можете понять, что вашей душе, достигшей внутреннего совершенства, чтобы избежать одиночества не понадобится более никто.

Когда последний звук его слов затих, оставив после себя ватную тишину, я подумал: "Каким каленым железом ты выжигал это в собственных внутренностях?" Но понимал, о чем он говорит. Передо мной был тот, кем я всегда хотел стать, - одержимый, самодостаточный, у которого ничего нельзя отнять, поскольку все сосредоточено у него самого внутри. Подобные люди становятся отчаянно жестоки лишь потому, что просто перестают понимать тех, кто еще живет множеством страстей. Те, кто не замыкается в Идее, для них не больше плевков на асфальте. И уже не важно, чем упивается человек, искусством или жаждой мщения, все может стать средоточием совершенства, главное - вложить в это всю душу.

Я на мгновение усомнился, а нужна ли ему вообще та книга? Или она - последнее, в чем он нуждается? Я попробовал сосредоточиться на этой мысли, как вдруг в моей голове снова случилось то неприятное смещение, которое произошло в первый раз после употребления снейповского лекарства от похмелья. Неожиданно мне показалось, будто я до сих пор лежу на полу в ванной. Я встряхнул головой и посмотрел на Снейпа.

- На каминной полке лежат крекеры, вам необходимо что-то съесть, - как ни в чем не бывало, проворчал тот. Я поднялся и прошел за печеньем, засунул его за щеку и обернулся, отсюда я видел лишь спинку кресла и руку мага, расслабленно свешивающуюся с подлокотника. После произнесенного монолога Снейп снова погрузился в отрешенное молчание. Не отрывая глаз от этих белых пальцев и кольца с бриллиантом, я разгрыз крекер. Он захрустел у меня на зубах, и мне отчаянно захотелось сломать эту безжизненную руку, чтобы услышать, как она издаст такой же хруст.