~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~

Она сломалась.

Она была такой тоненькой и изящной. Ива, девять с половиной дюймов, волос единорога. Девчачья палочка, как, хихикая, говорили мне одноклассники. Но она так идеально мне подходила, что казалась продолжением руки.

Люди заблуждаются, считая, что зелья можно варить и без палочки. Палочка так же необходима при приготовлении зелий, как весы, котел или тонкие серебряные ножи. Волшебная сила, направляемая деревом, волосом и усилием воли, объединяет несопоставимые ингредиенты, наполняет их магией. Маггл тоже может покрошить травы в котел и помешивать хоть до скончания века, но все, что он получит, это вонючую, ядовитую дрянь.

Конечно, я боялся, что моя связь с палочкой ослабнет и оборвется, когда я потеряю девственность.

Мой страх был напрасным. Хотя она и задрожала в моей руке, чувствуя, как я изменился, но сохранила мне верность. Наша магия осталась такой же сильной. Похоже, секс не делает человека грязнее.

В отличие от Темной Метки.

* * *

За семнадцать лет я так себе мяса и не нарастил: и так тощий от природы, а после Испытаний и вовсе кожа да кости - жалкий, измученный, весь в крови, перепуганный. Но живой. И, что еще важнее, в здравом уме. Рассудок меня не подвел, хотя были моменты, когда я думал, что живым уже отсюда не выйду.

Я еле держался на ногах, когда блистательный, прекрасный Лисандр Малфой вышел вперед и отбросил капюшон со своей роскошной платиновой шевелюры. Он был похож на ангела, и я чуть не захлебнулся своим дурацким смехом. В Лисандре было не больше ангельского, чем в его сыне. Люциус стоял рядом с ним, и тоже с непокрытой головой. Пожиратели смерти, один за другим, начали снимать капюшоны.

Значит, я победил.

- Что ж, Северус. Ты удивил меня. - Тонкие губы Лисандра изогнулись в презрительной усмешке. - А я считал тебя слишком трусливым, чтобы выжить. - Пожиратели на заднем плане засуетились, и их возня напомнила мне о копошащихся тараканах. - А теперь будь паинькой и наклонись, чтобы мне не пришлось тебя связывать.

- Что? - ужаснулся я. - Я же прошел Испытания, разве нет?

- О, да. Ты просто окажешь мне маленькую дружескую услугу, прежде чем получить Метку. Поверь, после обряда тебе уже не придется этим заниматься. - От его жизнерадостного голоса меня затошнило.

Люциус злобно рассмеялся и пнул меня так, что я упал на карачки. Я пытался расслабиться, пытался открыться, но Лисандр все равно порвал меня, а Люциус чуть не задушил своим членом, и дальше стало еще хуже.

- Ты с ним слишком нежничаешь, Люциус, - проворчал Лисандр, разрывая меня своим огромным членом.

Люциус послушно дернул меня за волосы и толкнулся мне прямо в глотку.

- Так лучше, папа?

- Да, это уже кое-что. Молодец.

Хорошо еще, что у меня во рту был люциусовский член, а не то я такое бы ляпнул, что они бы меня точно убили.

Наконец все закончилось, и один из пожирателей, отказавшийся воспользоваться моими услугами, поднял меня с ледяного пола и подтащил к каменному алтарю. Я встал на колени и вытянул левую руку. Я думал, что бояться мне нечего. Это же обычная татуировка. После всего, что я пережил с Люциусом за последний год, иголка казалась мне сущим пустяком. Даже смешно, ей-богу.

Как же я не люблю ошибаться.

Зачарованная игла проколола кожу. Я чувствовал жгучий холод, когда магические чернила впитывались в мое тело, и видел, как они проникают прямо в ДНК, изменяя меня навсегда. Внутри у меня все сжалось, и я блеванул на мантию ближайшего пожирателя смерти. Фи, как некрасиво.

Меня тошнило не от боли, а от грязи. Я чувствовал, как мне в глотку запихивают гнилое, протухшее мясо, как в желудке копошатся личинки. Я забыл, что такое красота, любовь и радость.

Нет, это не точное определение. А любой, кто занимается зельеварением, скажет, что точность - основа нашего искусства.

Я забыл обо всем, кроме красоты и того, как забавно ее испортить. Кроме любви и того, как легко превратить ее в ненависть. Кроме радости и того, как приятно ее отнять.

Тихие голоса кричали в моей душе, протестуя, но и они умолкли в конце. Не умерли, а только уснули. И продолжали дышать через кляп.

После целой вечности боли, тошноты и множества маленьких смертей, я встал с пола и с высоко поднятой головой вышел из круга пожирателей. Я стал одним из них, и они признали это. И воняло от меня так же, как от этих тварей. Я набросил на плечи мантию и взял палочку.

Она изогнулась в моей руке. А затем…

Сломалась.

* * *

Я кружил в толчее Косого Переулка, радуясь отсутствию студентов. Можно было не опасаться, что наткнусь на кого-то знакомого. Лисандр послал сову в Хогвартс с вестью о том, что я якобы заболел и задержусь у Люциуса еще на сутки. Так что в моем распоряжении был целый день, чтобы заменить палочку и потратить увесистый кошелек с галеонами, который Лисандр со смехом вложил мне в ладонь.

Этого хватит, чтобы купить палочку и все, что придется по вкусу юному пожирателю смерти. Я улыбнулся его словам, а затем встал на колени и отсосал так профессионально, что Люциус, по-моему, даже приревновал.

Люцик совершенно не умеет сосать, благослови Мерлин его крохотное сердечко.

Я остановился у лавки Олливандера, и неожиданно меня охватил ужас. Старик Олливандер... что если он почувствовал? Что если он знает о том, что произошло с моей палочкой?

Даже если знает, ну и что с того?

Я распахнул дверь, изобразив вкрадчивую улыбку. Шли минуты, а я все стоял на пороге, глядя на бесконечные ряды пыльных коробок, и уже решил было, что старого бездельника нет в лавке.

- Мистер Снейп. Ива, волос единорога, девять с половиной дюймов.

Я быстро справился с удивлением и насмешливо поклонился.

- Боюсь, мне понадобится новая палочка.

- Что ж, мистер Снейп. А что случилось с прежней? - Он вопросительно поднял бровь, небрежно прислонившись к прилавку.

- Увы, она сломалась. Неправильно сваренное зелье...

- Жаль. Ей это пришлось не по душе?

- Кому? Палочке?

- Я подвел? Скорее это она меня подвела, - огрызнулся я, изо всех сил стараясь скрыть раздражение.

Он сделал пару шагов в мою сторону, и я мог поклясться, что он принюхивается ко мне. Его растрепанные седые волосы метнулись по плечам, когда он вопросительно наклонил голову.

- В таком случае позвольте взглянуть на то, что от нее осталось.

- У меня ее нет. - Я смотрел ему прямо в глаза.

- Чепуха, мальчик. Она в зеленом вышитом кошельке на твоем поясе. Достань ее, будь любезен. - Его голос был очень серьезным. Но я был так опьянен своей недавно обретенной властью, что решил покочевряжиться.

- Продай мне новую палочку, старик, и не устраивай представлений. Пусть малыши-первогодки восхищаются твоим таинственным видом, но меня так просто не запугаешь. - Мой голос буквально сочился высокомерием.

Олливандер тяжело вздохнул и протянул руку. Одна из коробочек пролетела через всю комнату, легла в ладонь, и он открыл ее с жадным, почти сладострастным выражением на лице.

- Черное дерево, волос вейлы, одиннадцать дюймов и гораздо толще обычного.

О да. Я бы не отказался от палочки с волосом вейлы.

- Меня она вполне устроит.

- Какой же ты глупый мальчик. - На удивление гибкие и гладкие пальцы сжали блестящую черную палочку, и ее молниеносный взмах швырнул меня вперед, так что я врезался животом в край прилавка. - Это моя палочка.

От неожиданной боли у меня слезы брызнули из глаз.

- Очень смешно, - выдавил я.

- Ничего смешного. - Он грубо дернул завязки кошелька, сорвал его с пояса и вытряхнул содержимое на прилавок. Еще один взмах, и я понял, что не могу пошевелить ни руками, ни ногами. - Мистер Снейп, вам нужно научиться уважать более старых и могущественных магов, чем вы.

Олливандер провел рукой над кусочками дерева и сияющим серебристым волосом.

- Ох, бедняжка. Теперь я вижу. Да, я именно это и подозревал.

- Ну надо же. - Вот теперь я разъярился по-настоящему. О страхе я даже не думал. И впрямь, что он мог сделать такого, чего бы со мной не делали раньше, к тому же не кто-нибудь, а настоящие профессионалы? Конечно, я бы предпочел красавца вроде Лисандра или Люциуса, но жизнь так устроена, что наши желания почти никогда не берутся в расчет. - Я в твоей власти, старик, так что делай со мной, что хочешь, продай эту чертову палку, и распрощаемся по-хорошему.

- А ты не человек.

- Несчастный, но умный. - Он улыбнулся в знак одобрения и провел своей удивительной рукой по моим волосам. Я прижался к его ладони - мое вышколенное тело отреагировало само. Вопреки моей воле.

- И вовсе я не несчастный. Как хочу, так и живу, и моя жизнь меня вполне устраивает. А теперь не мог бы ты перейти к делу?

- Быть игрушкой, пусть даже дорогой и качественной? По-моему, это очень большое несчастье. - Его ловкие пальцы казались на удивление теплыми, когда он взял меня за подбородок и заставил поднять голову. Он придвинулся еще ближе и прошептал прямо мне в губы: - Охренительно сексуальный, но несчастный.

Ругательство, произнесенное этим роскошным, звучным и нежным голосом, моментально меня возбудило. Но моя раненая гордость оказалась сильнее.

- Так ты собираешься продать мне эту чертову палку или нет?

- Мое дорогое, несчастное дитя. Я продавал палочки волшебникам, и более темным, и более светлым, чем ты, со времен маггловского Христа. Конечно, я продам тебе палочку. Излишняя щепетильность вредит бизнесу. - Произнося последние слова, он щекотал губами мою щеку, и у меня мурашки побежали по спине. - Но сначала тебе придется перед ней извиниться.

- Нет. Не стану я унижаться перед куском дерева, - со злостью выпалил я.

- Она служила тебе в течение шести лет, дитя. Ты обязан попросить у нее прощения за то, что принял Темную Метку и причинил ей такую сильную боль, что она не выдержала и рассыпалась. Ее душа не освободится, пока ты не сделаешь этого, и моя совесть будет неспокойна. - Слова были резкими, но говоря это, он покрывал мою щеку поцелуями. Я снова вздрогнул и попытался придвинуться ближе, но он слишком хорошо меня связал.

Затем смысл его слов дошел до меня, и я оцепенел от страха. Он знает? Это же невозможно. Он не мог видеть Метку.

- Я понятия не имею, о чем ты говоришь. Я же сказал, это было испорченное зелье. Веритасерум становится чрезвычайно летучим на этапе коалесценции.

- Я слышу ее запах на тебе, дитя. Я чувствую ее вкус на твоей коже. - Чтобы продемонстрировать это, он высунул розовый язык и лизнул мое ухо. - Это... вкус разложения. Грешный и сладкий, как переспелые персики.

- От них и стошнить может, - прошептал я. Вот теперь я испугался по-настоящему. Быть пойманным ну никак не входило в мои планы. Об Азкабане даже думать не хотелось. Если я чего и боялся, так это потерять рассудок.

- Бессмертный может позволить себе есть все, что захочет. - Олливандер задумчиво улыбнулся. - Ну надо же, как ты напуган. Им бы понравился твой страх.

- Вы донесете на меня аурорам? - севшим голосом выдавил я.

- Нет, дитя. Не донесу. Ты просто извинишься. - Он ослабил путы, даже не шевельнув палочкой. Я был почти разочарован. - Меня не волнует, какую дорогу ты выбрал, но должен сказать, что твои теперешние компаньоны не сдержат свои обещания и не позволят тебе развить блестящие способности, которые я вижу в тебе.

- Вас не волнует, что я... что я черный маг? - недоверчиво переспросил я.

- Дитя мое, для меня все вы - мотыльки-однодневки. Краткие вспышки света. Только искусство вечно, и поэтому лишь искусство заслуживает моего пристального внимания. - Он пододвинул ко мне обломки палочки. - Извинись.

Я хотел отказаться, хотя бы из чувства противоречия. Но затем вспомнил о том, что называют профессиональной солидарностью. Может, я и не отношусь к своим зельям как к одушевленным созданиям (слава Мерлину, до этого еще не дошло), но эта страсть была мне близка. И, как только страх схлынул, мне захотелось, чтобы Олливандер перегнул меня через этот проклятый прилавок и отымел так, чтобы я неделю ходил враскорячку.

Я собрал хрупкие, острые обломки палочки и нежно сжал их в ладони.

- Прости, что своим выбором я причинил тебе боль. Мне будет очень тебя не хватать.

- Скажи мне, дитя. Ты хочешь вернуть ее? - Похоже, Олливандеру понравилось мое извинение.

- Да, но... - я погладил такие знакомые кусочки дерева. - Разве... она... не сломается снова?

- Ради тебя она постарается не сломаться. - Его мелодичный голос был таким нежным, когда он провел ладонью над обломками и произнес какие-то слова на неизвестном мне языке. Кусочки дерева и волос соединились в моей руке, и отдельные фрагменты срослись так гладко, что от трещин не осталось и следа. Когда палочка вновь легла в мою ладонь, я не мог налюбоваться ею. Каким же опустошенным я чувствовал себя с тех пор, как она сломалась.

С тех пор, как...

Нет. Незачем думать об этом. Я сжал ее в руке, как будто хотел защитить, и искренне поблагодарил ее, прежде чем закрепить в специальной петле на поясе.

И тут меня вдруг бросило в такой холод, что аж соски заныли. А Олливандер смотрел на меня, скрестив руки и прислонившись к прилавку, и буквально излучал тепло.

Не мог же он не знать, сколько тепла от него исходило даже на расстоянии вытянутой руки?

- Неужели ты замерз, малыш? Вам, людям, обычно здесь даже жарко. - Едва заметная улыбка появилась на его губах, и неожиданно его отрешенность, его холодная, безупречная красота напомнила мне о Люциусе. Иллюзия тепла, моя детская фантазия об утешении в его объятиях, мгновенно развеялась, и я расправил мантию.

- Уверяю вас, я прекрасно себя чувствую. Сколько я должен за ремонт палочки? - Я похлопал по кошельку, висевшему на поясе рядом с палочкой. Его вес вернул меня с неба на землю и напомнил о том, кто я такой.

- Ты удивительное создание, дитя мое. Переходишь от отчаяния к презрению и надменности с такой скоростью, что у меня голова кругом идет. - Улыбка на лице Олливандера сменилась широкой усмешкой, и это все изменило. - Возможно, тебе надоели холодные, бесчувственные красавцы, которые берут тебя, делают тебе больно, заставляют любить эту боль, а затем уходят, и ни один белокурый волосок не выбивается из их безупречной прически?

Мое сердце бешено забилось, и я ничего не мог с этим поделать. Я знал, что он играет со мной. Я знал, что его любовь обманчива, но я хотел этого. Мерлин, как же я этого хотел.

В конце концов, Олливандер первым подошел ко мне и погладил по щеке теплой ладонью.

- Ты когда-нибудь занимался любовью только ради удовольствия?

Меня бросило в дрожь, и слово "нет" застыло у меня на губах. Нежность для слабых. Секс - это оружие. Я не занимался любовью, я трахался, и потрахаться для меня было как в туалет сходить - простая физическая потребность и ничего больше. Но мой аналитический ум, который помог мне к семнадцати годам стать мастером своего дела, подсказывал мне, что Олливандер задал этот вопрос от чистого сердца.

Мало того, что Люциус сделал меня таким, растлил меня и изменил по своему вкусу, но точно так же я поступил с Питером. Может, я не ломал его и не мучил, но и не проявлял нежности. Я был равнодушен и холоден с ним, хотя и видел любовь в его глазах.

И, повернув голову и поцеловав гладкую ладонь Олливандера, я понял: мое тело не знает, что такое радость и красота.

- Скажи мне, чего ты хочешь, дитя.

- Научи меня. - Даже сейчас я пытался командовать. Я улыбнулся и попробовал смягчить свою просьбу. - Пожалуйста.

- Милый малыш. - Его губы коснулись моих, и я подался вперед, неожиданно возбудившись. Люциус никогда не целовался, и Питеру я тоже запрещал. Впоследствии я сам понять не мог, что же такого отвратительного я находил в поцелуях. И в то же время я понял, что если бы Люциус хотя бы раз попробовал меня поцеловать, меня бы вывернуло наизнанку.

Олливандер обнимал меня, положив одну ладонь мне на талию, а вторую - на затылок. Он казался сосредоточенным, но совершенно не удивленным, как будто знал, что все именно так и будет. Как будто обниматься с отчаявшимся, изголодавшимся семнадцатилетним пожирателем смерти было для него обычным делом.

Я пососал его теплый и скользкий язык. У него был вкус аниса и лакрицы - невинного детства, которого у меня никогда не было, и о котором я так тосковал. А от меня наверняка пахло гнилью, засохшей кровью и разложением, но он все равно целовал меня. Это были мои первые поцелуи.

Я распалился еще сильнее, когда он привлек меня к себе и запрокинул мне голову, целуя с еще большей страстью. Как-то так получилось, что я развернулся спиной к прилавку, а он прижался ко мне всем телом. Мой член упирался ему в живот, но его члена я не чувствовал. Смутившись, я качнул бедрами, пытаясь отыскать признаки возбуждения.

- Тише, малыш. Не бойся, я хочу тебя, - пробормотал он прямо мне в губы. А потом с легкостью взял меня на руки, как ребенка, и закрыл взглядом дверь магазина.

- Но... ты не... - Я почти всхлипывал, испугавшись, что не смогу быть с ним. Так сильно я его хотел. Он же... он...

- Не человек, помнишь? - Олливандер лукаво улыбнулся, пощекотал мне шею носом, а затем слегка прикусил, и меня бросило в дрожь. Я так и висел на нем, обхватив его руками и ногами, пока он поднимался по лестнице в жилые комнаты над магазином.

Я почти ничего не замечал вокруг - разве что кровать, накрытую божественно мягким пуховым одеялом. Он уложил меня на постель, и я мог бы поклясться, что его глаза светились любовью. Вот тогда я и решил, что буду притворяться, будто он и вправду меня любит.

- Ты боишься, дитя? - Он начал расстегивать рубашку, склонив голову набок и наблюдая за мной.

- Боюсь? Нет. - К счастью, мой голос ничуть не изменился. - Я в восторге, и мне не терпится.

Он распахнул рубашку, и я облизнул губы, совершенно не удивившись отсутствию сосков. Только гладкие грудные мышцы, безупречная чистота линий. Очаровательно.

- А знаешь, что приводит в восторг меня? - спросил он, занявшись моей мантией и рубашкой. Я покачал головой, слегка ошеломленный его... близостью. Он наклонил голову, и его острый розовый язычок лизнул затвердевшую коричневую кнопку. - Соски у людей.

Я извивался под ним и ругался последними словами, пока он дразнил мои соски - покусывал, посасывал, лизал, и мне казалось, что это длится часами. Я чувствовал, что у меня капает с члена, и штаны, кажется уже промокли, и я вскрикивал снова и снова. Конечно, я хотел большего, но в то же время хотел, чтобы эта пытка длилась вечно.

Когда он, наконец, оставил соски в покое и начал расстегивать мой ремень, его бледные губы казались покрасневшими и распухшими. Наконец-то мои просьбы и мольбы были удовлетворены. Он медленно расстегнул молнию и высвободил мой член, превратив даже это простое действие в эротическую игру.

- Ты ведь не потеряешь сознание, когда кончишь? - Брюки соскользнули с моих бедер и съехали к лодыжкам. Я все еще был обут.

- Н...нет. Пожалуйста, пожалуйста, возьми его! - Я совершенно забыл о достоинстве.

- Взять в руку? Твой замечательный, влажный член? Я собираюсь сделать нечто большее. - Его длинный палец скользнул мне в рот, и я жадно его пососал, а Олливандер в это время лизнул головку моего члена. Я был так близок к оргазму, что у меня искры из глаз посыпались. - Открой глаза, Северус. Смотри, что я делаю.

Я заставил себя подчиниться, и тут Олливандер вынул смоченный слюной палец и провел им по нежной коже под моими яичками, а затем погладил маленькое тугое отверстие. Я открылся так быстро, что он мог принять меня за шлюху. Олливандер ввел палец в колечко расслабленных мышц, нащупал простату и надавил на нее, одновременно обхватив губами мой член.

Жидкий огонь, копившийся внутри, начал выплескиваться волнами из моего пульсирующего члена прямо в горло Олливандеру. В глазах у меня потемнело, но я еще успел подумать о том, что терпеть не могу нарушать обещания...

Очнулся я буквально через пару секунд, но за это время мой любовник успел и меня раздеть, и сам раздеться.

- Это был вызов, а не вопрос.

Я улыбнулся ему, а он склонился надо мной и нежно меня поцеловал, продолжая поглаживать пальцами мои чувствительные соски.

- Умница. - Он ткнулся носом мне за ухо, вдыхая мой запах, может, даже оставляя собственную метку. Меня это не волновало. Лучше бы я его клеймо носил... Ну вот. Опять эти дурацкие мысли.

Я перевернул его на спину и улегся сверху.

- Можно? - Вот у меня никто никогда разрешения не спрашивал. Я сразу таким великодушным себя почувствовал, как спросил.

- Пожалуйста. Я скажу тебе, что нужно сделать. - Олливандер улыбнулся с довольным видом, откинувшись на подушки. Его тело было гладким и безупречно белым. Ни шрамов, как у Лисандра и Люциуса, ни веснушек и прыщиков, как у Питера.

Между ногами тоже было гладко, только маленькая, блестящая от влаги щель разделяла лобок.

- Разве ты... - Я недоуменно взглянул на него, не желая его оскорбить.

- Женщина? Нет, Северус. Не бойся. За свою гомосексуальность можешь не опасаться. - Он подмигнул мне, и я неожиданно рассмеялся. Рассмеялся! Во время секса! - Для начала введи внутрь два пальца.

Мой член снова начал оживать, когда я прикоснулся к горячей и влажной расщелине, вызвав у Олливандера тихий бесстыдный стон.

- Так? - Два моих пальца скользнули внутрь и нащупали в глубине что-то гладенькое и твердое. Он ахнул и шире раздвинул ноги, а я заметил, что эта твердая штучка начинает расти.

- Богиня... как хорошо... - Он тяжело задышал, когда я умудрился впихнуть в него третий палец и обхватить его член (или что это было?), осторожно поглаживая и предвкушая, как эта штука увеличится настолько, что я смогу взять ее в рот. - У тебя потрясающее чутье.

- Он весь должен наружу выйти? - Я потерся лицом о нежную кожу на внутренней стороне его бедра, а затем лизнул отверстие возле моих пальцев, вызвав у него новую порцию стонов и сдавленных проклятий. Вкус у него был потрясающий, похожий на лакрицу, но с мускусным оттенком, и у меня буквально слюнки потекли.

- Ты... о, Северус... ты сам увидишь.

Я сам не знаю, как долго я ласкал, поглаживал и облизывал, но стоило мне отыскать языком крохотный бугорок в верхней части расселины, как головка его члена сама ткнулась мне в губы. С благодарным вздохом я пососал ее, наслаждаясь ее гладкостью, ее чувствительностью и уязвимостью. Ее было так приятно сосать.

Я хотел почувствовать ее внутри себя, и мое желание становилось все сильнее, по мере того, как член рос и утолщался. Я взял его в горло и помассировал мышцами, наслаждаясь стонами и мольбами Олливандера.

- Северус! - Он вцепился мне в волосы, но его сильные пальцы остались такими же нежными. Я взглянул на него, вопросительно подняв бровь. - Передвинься, чтобы я мог тебя подготовить.

Я хотел ответить, что мне не нужна подготовка. Я бы с радостью дал ему хоть всухую. Но... а вдруг? А вдруг так будет лучше? Я торопливо развернулся так, чтобы принять позу "69". Олливандер мурлыкнул от удовольствия, и его член слегка запульсировал. Длинные нежные пальцы раздвинули мои ягодицы и погладили сморщенное отверстие.

Я что-то промычал в знак одобрения, чувствуя, как вибрирует в ответ гладкий член в моем горле. Олливандер, кажется, целую вечность ощупывал мою дырочку - поглаживал круговыми движениями, надавливал пальцем. Под конец я уже просто с ума сходил от желания и нашел, чем ему отплатить. Вовремя вспомнив о маленькой пимпочке у основания его члена, я нащупал ее и потер пальцами.

Я бросил сосать и заглотнул его член чуть ли не целиком, чувствуя, как меня трясет от приближения второго оргазма. У меня закапало с члена прямо на горло Олливандера, на его великолепную, безупречную грудь. В отчаянии я выпустил член изо рта и отодвинулся подальше от его сводящего с ума языка.

- Сейчас кончу. Войди в меня, пожалуйста, пожалуйста. - Я знал, что стыдно так умолять, но просто не мог удержаться.

- Да, да, малыш. Ложись сюда, - хрипло пробормотал он, укладывая меня на спину и раздвигая мне ноги. Я обхватил ногами его талию и чуть не вскрикнул, когда он обнял меня одной рукой, а второй направил член прямо в мое жаждущее отверстие.

Он не сводил с меня взгляда своих странных глаз, когда медленно входил в меня, дюйм за дюймом. Боли не было вообще, только медленное, мучительное наслаждение. Наконец, он вошел в меня до конца и замер, тяжело дыша. Я не мог ничего сказать, не мог даже попросить, чтобы он двигался. Он все еще обнимал меня одной рукой, а я так широко развел бедра, что наши тела слились.

Я хныкал, извивался и тяжело дышал под ним, а он вдруг усмехнулся и поцеловал меня в губы. Его поцелуи были такими сладкими. Он нашел мою простату при первом же толчке. Я вскрикивал, но не пытался его подталкивать, не пытался ускорить ритм, хотя и чувствовал, как распухает эта маленькая желёзка от его медленных, решительных, сильных толчков.

Заметив, что я уже на самой грани, он снова замер и принялся слизывать слезы, текущие из моих зажмуренных глаз.

- Ты такой красивый, Северус.

Слезы перешли в рыдание, когда от очередного толчка мое тело взорвалось в головокружительном оргазме, и горячая сперма выплеснулась мне на живот.

- Такой красивый, мой светлячок. - Я рассмеялся сквозь слезы. Какое красочное определение. Ну да, при моей-то черной масти. - Это не чернота, а отчаяние. - До меня даже не дошло, что он читал мои мысли. Я догадался об этом гораздо позже.

Олливандер довел меня до оргазма еще дважды, и под конец я был в таком изнеможении, в такой истоме, что не мог даже пошевелиться. И только тогда, в тесном кольце моих рук, он позволил себе кончить, и вскрикнул от острого наслаждения, впрыснув в меня свою странную, сладкую сперму. Конечно, к тому моменту у меня уже все саднило, но я не помню, чтобы когда-нибудь чувствовал себя таким счастливым.

А потом мы лежали вдвоем в сгущающемся полумраке. Мы разговаривали, и я рассказал ему, почему. Почему Люциус, почему Лисандр. Почему Темный Лорд. Почему я так жаждал внимания, одобрения и любви, что позволял Люциусу делать все это с собой, и почему это начало мне нравиться. Меня трясло, когда я рассказывал, а он целовал меня чуть ли не после каждого предложения. Он ничего не говорил, не осуждал. Только слушал. И я благодарен ему за это.

- Я только одно могу сказать, светлячок. - Олливандер перебирал пальцами мои волосы. - Они не оценят тебя по достоинству. Они не позволят тебе развить твои способности, потому что в этом случае ты станешь для них угрозой.

- Но я ничего не могу изменить. - Моя левая рука напомнила о себе тупой болью.

- Предай их, пока они не предали тебя. Просто... сделай это с умом. - Олливандер поцеловал меня в лоб, и мы поднялись с влажной, пропитанной потом постели. Он вымыл меня, очень нежно, в огромной ванне, а затем одел, как ребенка. Я с отчаянной надеждой обдумывал его слова.

- Как? - спросил я, остановившись в дверях.

- Не торопись. Но когда придет время, поговори с Альбусом. - Он взмахнул своей черной палочкой, и следы времени вновь проступили на его лице, скрыв его самой надежной маской.

- А... а можно, я приду сюда еще раз?

- Да, светлячок. Ты сам поймешь, когда можно будет вернуться. - Я не испытал ни малейшего отвращения, когда сухие старческие губы прикоснулись к моим на прощание.

* * *

Когда малфоевская карета остановилась у ворот Хогвартса, полночь давно миновала. Хорошо еще, что я прихватил с собой письмо от Лисандра - было что сунуть под нос Филчу и его грязной кошке.

Спальни в Слизеринских подземельях очень маленькие в сравнении с остальными факультетами, и поэтому слизеринские семикурсники селятся по двое. Моим соседом по комнате был Винсент Гойл, и мы с ним неплохо ладили. Я знал о его делишках, а он - о моих, и можно было не опасаться, что кто-то из нас проболтается.

Ну и что с того, что я трахаю гриффиндорца? Девчонка Гойла и вовсе из Хаффлпаффа.

Когда я вернулся, Винсента еще не было, но из-за полога моей кровати доносилось тихое, размеренное похрапывание. Питер. Ну конечно, он ждал меня. Хороший мальчик. Очень послушный. Я бесшумно разделся и раздвинул занавески, чтобы взглянуть на него. Во сне он казался сущим ребенком - беззаботно лежит на спине, одна рука за головой, а вторая - на мягком, кругленьком пузике. Спутанные золотистые волосы, чуть влажные кудряшки, розовые и чувственные губы.

Я не считал его некрасивым. Да он и не был таким. Мне нравилась его пухлость: как могла не нравиться, если вся моя жизнь - это сплошные острые углы? Зеленое одеяло сползло во сне, и он был совершенно голым. Ноги покрыты синяками, на груди - следы укусов. Короткий, толстый член покоится на бедре.

Я прилег рядом с ним и обнял его, подтянув повыше тонкое одеяло. Он повернулся и сонно взглянул на меня своими коровьими голубыми глазами.

- Сев? - И чего он так в меня втрескался?

- Мммммм... прости, Сев, - пробормотал он, отодвигаясь. Я сам его к этому приучил. А теперь... теперь хотел все исправить.

- Нет, Питер. Все нормально. Я хочу, чтобы ты сказал мне одну вещь. - Я поцеловал его снова и потрепал по щеке. - Если бы ты мог заставить меня сделать все, что угодно, чего бы ты захотел?

- Все... что угодно? - Он ахнул, когда я снова привлек его к себе. - Это такая проверка?

- Я серьезно, Питер. Я хочу тебя. Я хочу доставить тебе удовольствие.

Питер провел подушечкой большого пальца по моим губам, глядя на них, как зачарованный.

- Я бы хотел, чтобы ты... ты... - Он залился краской.

Я поймал его палец губами и пососал.

- Говори.

- Чтобы ты отсосал у меня. - Он так возбудился от этих слов, что я почувствовал, как его член сочится влагой.

- Замечательно. - Мой переутомленный член, кажется, начал оживать. Я принялся целовать грудь Питера, уделив особое внимание маленьким темно-розовым соскам. А потом взял у него в рот. Его "малыш" был таким сладким, так замечательно мне подходил. Короткий, так что можно сосать, не боясь подавиться, но при этом толстенький и солидный.

Питер громко и бесстыдно вскрикивал, пока я его ублажал. А сам я балдел, как младенец с пустышкой. Я знал, что для Питера это впервые. После месяцев жестокого траха он наслаждался своим первым в жизни минетом.

Это не могло длиться долго, но пока он извивался и стонал, пытаясь оттянуть свой оргазм, я поклялся себе, что не в последний раз отсасываю у него, не в последний раз целую его и обнимаю. Когда он кончил, это было настоящее извержение. Я проглотил все без остатка, застонав в ответ, и наконец-то мой член проснулся окончательно. Затем я обнял Питера, и мы так прильнули друг к другу, что еще сегодняшним утром я назвал бы такое объятие "телячьими нежностями".

- О, Сев... это было... спасибо, - бормотал Питер, уткнувшись лицом мне в шею и поглаживая мой чувствительный член. - Я сделаю для тебя все, о чем ты просил.

- Что? - Я чувствовал себя одурманенным, ленивым и отяжелевшим, словно объевшаяся змея.

- На прошлой неделе, глупенький. - Его рука была такой мягкой, такой осторожной, когда он гонял вверх и вниз шкурку моего члена. - Я скажу тебе, чем станут заниматься Лили и Джеймс после выпуска.

О, нет. Я и забыл. Как я мог позволить себе так расслабиться? Главный приказ Малфоев: найти подход к этим зарвавшимся гриффиндорцам. Зачем, я понять не мог: большую часть времени они вели себя, как избалованные дети. Но для начала я решил соблазнить Питера. Было так просто заполучить его. Заставить его влюбиться.

- Я все понять не могу, почему тебя так волнуют Лили и Джеймс. Что в них интересного? - сонно бормотал он, покрывая влажными поцелуями мою шею и грудь. - Джеймса пригласили в Гринготтс, а Лили собирается проходить практику в психиатрическом отделении Святого Мунго. Зато Рем и Сириус мечтают стать аурорами.

Я снял его руку со своего члена и поцеловал в ладонь.

- Не сейчас, Питер. Это только для тебя. - Я поморщился, когда он чуть не задушил меня в объятиях от благодарности. Во что же я превратил этого милого мальчика?

- Хорошо, - сказал я ему, чувствуя, как разбивается мое сердце. - Я уверен, ты любишь меня так сильно, что выполнишь мою просьбу.

- Я все для тебя сделаю, Северус. Я знаю, ты действуешь из лучших побуждений. И цель у тебя хорошая.

- Конечно, Питер, - солгал я. - Цель у меня хорошая.

Конец