Колесо Иксиона



Автор:Аino Justice

Рейтинг: R, slash

Pairing:Хагрид/Том Риддл

Примечания автора: давно хотелось, посвящаю Sly

Краткое содержание: У Хагрида далеко не однозначное отношение к Сами-Знаете-Кому

Жанр: драма

Предупреждение: : у меня лично -- никаких, а так – секс с получеловеком (хочется добавить нечеловека в будущем)

Disclaimer: все принадлежит Дж. К. Роулинг.



По вечерам становится особенно скучно. Рон приходит слишком уставший из библиотеки, после целого дня за книгами, он все еще надеется получить более высокий бал за переделанную работу по трансфигурации. Гарри злит его бесполезное упрямство, его затянувшаяся ссора с Гермионой, ее помощь позволила бы существенно сократить усилия, которые Уизли тратит на учебу в свободное время… В коем веке они могут отдохнуть, не думать ни о чем, кроме…

- Привет!

Гарри поворачивается, разглядывая его потемневшее осунувшееся лицо.

- Я это все равно не осилю, - он бросает стопку тетрадей и толстый замусоленный учебник на стол гостиной и забивается в глубокое красное кресло у камина.

Какой же он дурак! Гарри хмурится в ответ, у него руки чешутся швырнуть в него книгой, он до сих пор не понимает, что все его проблемы ничто в сравнении с тем, что происходит на самом деле. И что если Снейп будет продолжать заменять Люпина и дальше… его жизнь до самого отъезда домой превратиться в ад… вспоминать об этом совсем неприятно…

- Хочешь вишню… с червяками, - конфета падает Рону на колени, но он даже не обращает на нее внимание.

- Что если пойти к Хагриду… Я давно хотел.

- Сейчас? – Рон поднимает брови и косится на окно, за которым уже сгустились сумерки. – Уже поздно!

- Ну да… с каких пор ты боишься темноты?

- Я еще должен… э-эээ-э… у меня еще два задания…

На этом терпение Гарри заканчивается.

- Отлично, можешь сидеть, я ухожу…

- Поттер!

- Иди к черту, тупица… зануда…

Рон с минуту борется с искушение догнать его, но затем уныло опускается обратно в кресло. «Умник… выискался…», он грызет ногти и ожесточенно сплевывает в огонь, это чертовски несправедливо, что Гарри все всегда сходит с рук, а он оказывается виноват больше, чем кто бы то ни было.

Это даже хорошо, что он не пошел с ним. Гарри плетется по колено в снегу, чувствуя себя таким уставшим, что ему даже лень произнести растапливающее заклинание. В ботинках быстро становится холодно и мокро, так что ноги коченеют и теряют чувствительность, когда он начинает колотить в дверь сторожевого домика, на небе над вершинами деревьев уже поблескивает яркая синеватая звезда.

- Хагрид!!!

- Тут я… тута…

Хагрид ворчит, пропуская его через порог, и отгоняя Клыка от двери. Черный пес не может успокоиться, не выказав гостю всю меру своей радости от встречи, Гарри бесцеремонно вытирает мокрые от собачьих слюней руки о скатерть на столе. Света масляной лампы едва хватает, чтобы разогнать полумрак в доме, фитилек пылает совсем слабо, гигантская тень хозяина скользит по стенам, увешанным пучками сушеных трав и вытертыми шкурами, мех одной из них выглядит почти угрожающе и напоминает длинные иглы дикобраза…

…стэрфордская ехидна, ядовитый зверь, и весьма злобный, странно до чего же у него извращенный вкус, как можно любить всех этих тварей и не только любить - пестовать как заботливая мамаша? Он не прочь задать Хагриду этот вопрос в лицо, но боязнь обидеть всегда заставляет его делать вид, что эти причуды его ни мало не беспокоят.

- Я пироги готовил… вот… - Хагрид усаживается на высокий сундук, подвигая стол поближе к окну, и ставит перед Гарри тарелку с пирожками.

- А чай можно? - Гарри чувствует, как пес разваливается под столом и кладет морду ему на колени… можно будет скормить ему пару пирожков, чтобы не ломать зубы из приличия.

- Да, конечно, у меня и чай есть…

Чай у Хагрида всегда вкусный, с этим нельзя поспорить, настоянный на травах, очень душистый, прекрасно согревающий после зимнего холода.

- Плохи дела… я вижу… - Хагрид поднимает занавеску на окне и вглядывается в темноту куда-то в сторону леса, словно именно там он и различает признаки того, как все скверно складывается в последнее время…

- И что? Они так и не знают, где он …

Хагрид трясет головой и глотает пирожок, не прожевав.

- Да… Гарри…

Год и вправду выдался не совсем удачный. Сплошные неприятности. Ему вспоминается ссора с Роном… он сидит там один, наверное, скучает, ну так ему и надо… сам виноват… он снова возвращается к тому, что так занимало его по дороге в гости. Но как заговорить об этом, и захочет ли он вообще сказать ему что-нибудь…

- Хагрид… я… ну вообще это не мое дело, но все равно…

Ореховые глаза под черными бровям смотрят прямо на него. «Нет-нет… так нельзя, кажется, о таком не спрашивают… это неприлично… совсем». Но когда еще ему представится случай побыть с ним наедине?

- Да ты говори, не стесняйся… от тебя-то у меня нет секретов…

- Понимаю, - он кивает, поправляя очки и незаметно просовывает под стол руку с пирожком, зубы Клыка больно прихватывают его пальцы.

- Я хотел спросить об одной истории, - он говорит нарочито громко, чтобы заглушить хруст и чавканье под столом, но Хагрид как будто весь в себе, ничего не замечает вокруг, - о Вольдеморте.

Внезапно он расправляет плечи и кладет оба кулака на стол.

- Ты что! Не говори… не называй его!

Этот вечный спор о том, стоит ли или нет произносить имя Врага, всегда вносит некоторую неловкость в их беседы.

- Ну, извини, я так… хорошо, Сам-Знаешь-о-Ком…-- выговаривает он наконец, боясь, что начнет смеяться и смутит Рубеуса окончательно.

- А о нем… о нем, - Хагрид глубоко вздыхает, подливая себе кипяток из чайника, - нету его и радоваться надо… ведь так?

- Да, - тут он не может не согласиться, - я так и хотел сказать, но ведь… я знаю, что ты его знал, много лет назад, правда, - он наконец набирается достаточно смелости чтобы продолжить… - когда учился здесь, сам был студентом.

Хагрид мрачнее еще больше, но не перебивает его, внимательно слушая дальше.

- Я знаю… тебя тогда исключили, это очень-очень обидно, но ведь все дело было в нем, да?

- Да, с чего ты взял, что в нем? – он выпивает чашку залпом, и опять берется за чайник, - это он меня обвинил, да, и профессор Дамблдор все знает, еще в прошлом году знал. Такая вот история со мной приключилась. А больше ничего и не было.

Гарри чуть заметно улыбается.

- Это очень скверная история, но я не про нее, Хагрид, понимаешь, не про паука, а про… - он едва снова не произносит запретное имя, - про вашу дружбу, ты говорил, что вы были друзьями с ним…

- И был и что? – сейчас в его голосе звучит нечто похожее на вызов. – Я думал, что мы друзья, а знал бы…

- Но ведь ты не знал, поэтому стоит ли себя винить? И никто не знал, даже Альбус. Если бы ты мне рассказал о нем, мне бы это очень помогло…

- Помогло?

- Конечно, чем больше я знаю о нем, тем меньше опасности попасться в ловушку… разве это не ясно? – он благополучно отправляет второй пирожок в пасть Клыка, - это так просто!

Хагриду явно не слишком хочется возвращаться к теме прошлого. Но Гарри настаивает до тех пор, пока не заканчивается кипяток в чайнике и Рубеус не достает фляжку с огневиски. - Могу угостить тебя, конечно, это не разрешается, но сейчас каникулы, и ты у меня в гостях, а назад-то я тебя провожу, поэтому бояться нечего…

- Спасибо! – у напитка не слишком приятный вкус, горький и обжигающий, но зато сразу же становится совсем тепло, и так уютно, что не хочется возвращаться в замок в огромную холодную спальню Гриффиндора, а хочется усесться в углу, завернувшись в старое одеяло и дремать, грезить о том, как они смогут встречать Рождество после того, как закончат учебу в Хоггвартсе, будут свободны и смогут позволить себе… да так будет, если раньше Вольдеморт все же не доберется до него… От этой мысли ему снова делается холодно, сердце замирает от тошнотворно тревожного, болезненного предчувствия опасности.

- Но Хагрид… ты же его знал… да?

- Знал, – он кивает ему в ответ, встряхивая гривой темных спутанных волос, - знал, как никто другой.

От этих слов Гарри не по себе. Но его любопытство все же превозмогает даже страх и отвращение. Неужели он настолько слаб, что не может даже спокойно выслушать того, кто знал его Врага, неужели даже на это у него не достает смелости?

- Мы учились вместе, это верно, - Хагрид говорит низким тихим голосом, лишь изредка его речь прерывается раздающимся из-под стола рычанием, - но только я был младше на год, а он… он был слизеринцем. Таким приметным среди других, очень приметным и… как бы это сказать немного замкнутым. Уж я на что всегда держался особняком, неловко было как-то, но он-то… вот что странно. Мне он понравился, сразу, как я его увидел. И три года я так и смотрел на него, мне было стыдно за то, что никак я не походил на всех других мальчишек, я и жил-то отдельно в самом дальнем углу в северном крыле, ну и с учебой у меня, конечно, было не все хорошо. А… он здорово играл в квиддич…

Гарри едва не поперхнулся чаем, услыхав о том, что Темный Лорд был одним из лучших игроков Хоггвартса.

- Но только на пятом курсе он сам ушел из команды, его и отговаривали и просили, но он ни за что не соглашался. И вот тогда, я помню, что профессор Дамблдор долго с ним беседовал, кажется, они повздорили. Я еще удивлялся, как только у него хватило наглости нагрубить и даже не извиниться. А потом он сам ко мне пришел, принес сову, у нее крыло было сломано. Тогда же мы с ним разговорились… Очень он мне нравился, даже слишком, не должен так нравиться человек. Я все же не вашей породы был… ну и не для меня это все… Такой тонкий, высокий, а мне едва доставал до плеча, и у него была улыбка, от которой и айсберг бы растаял, она ему очень шла. Хоть он и был беднее всех в школе, но выглядел даже в старой одежде как принц. Хм… это у вас людей принцы, я бы сказал как вождь самого сильного племени. Вот уж что-что, а силу его я чувствовал.

- Жаль, но я попробую помочь… а не смогу ты не обидишься? - он осторожно заглядывает в глаза Риддла, черное стекло или черный бархат, они то ранят, то ласкают, но не позволяют понять, что же у него на уме.

- А мне говорили ты все можешь… - он осматривает его убогую комнату совершенно бесстрастно, затем складывает руки и подносит их ко рту, Хагрид который держит в руках сову, чье горячее тельце давно не дает замерзнуть его пальцам, только в эту минуту понимает, что он просто согревает ладони дыханием, никакой магии… или каждый его вздох и есть магия?

- Говорят, ты умеешь понимать змей и драконов, можешь выпить любой яд и остаться в живых…

Вот когда он впервые одаривает его своей улыбкой… губы чуть приоткрываются и белая полоска зубов кажется ослепительно яркой, поблескивает, Хагрид сжимает птицу и тут же успевает опомниться, от волнения – он едва не задушил ее.

- Она уже старая… мне ее подарил знакомый матери, но… - он снова улыбается и сейчас в его улыбке появляется неуловимая тень жестокости, - я уже знаю, что заменю ее, я всегда мечтал завести ворона.

- Ворона? - Хагрид глядит на него, опешив от изумления, - но это ж никуда не годится, чтобы волшебник из Хоггвартса и…

- Ну и что? – Том меланхолично обходит его каморку, и наконец подходит совсем близко, так близко, что видна жилка, пульсирующая у него на шее, эта хрупкость мучает Хагрида, будит в нем непонятную жажду крови. И в то же время ему хочется опуститься на колени перед этим юношей и целовать его ноги, чего он наверняка никогда ему не позволит, - Я не люблю Хоггвартс, мне больше нравится Дурмстранг, мне просто не повезло, что я оказался здесь… среди толпы бездарных маменькиных сынков и грязнокровок…

Он говорит все эти оскорбительные вещи с таким равнодушным, скучающим видом, что Хагриду даже неудобно ответить ему так, как подобает, резко и грубо. Он безумно боится показаться ему невеждой и глупцом… это хуже, чем его неудачи на уроках трансфигурации и несданный экзамен по астрологии.

- Ладно… если она выживет, оставь ее себе, - и снова улыбка, темные глаза с минуту смотрят прямо на него, - а я все же заведу ворона.

И ведь завел. Хагрид был смущен поначалу, видя на плече Риддла птицу с оперением металлического цвета испорченной крови, но затем странные мысли стали приходить ему в голову… о том, что у них много у общего с Томом, возможно, они могли бы стать друзьями, им обоим нравятся… не совсем обычные существа. А Том неизменно улыбался ему, встречаясь с ним в коридоре.

Даже несколько раз заходил к нему, его просьбы немного удивляли Рубеуса, иногда пугали, но он не находил в себе силы отказать ему, отказать, глядя на его улыбку, пока один раз Риддл не обратился к нему за ядом мантикоры.

- Не могу, - Хагрид помотал головой, стараясь не поднимать глаз, - чтобы получить его придется убить детеныша…

- Ну, так убей, Мерлин! – восклицает Риддл, - убей! – он подступил совсем близко, Хагрид оцепенел от неожиданности, когда тонкие длинные пальцы схватили его запястье, стянутое кожаной манжетой рубашки. – Ты хочешь меня… и очень сильно, - от этих слово его точно обдало огнем, «хочешь», да что он говорит такое… как это возможно… - я твой, если принесешь, то, что я прошу…

Как же он мог… отказать ему. Том странный… но он так улыбается, и он видит его насквозь, и понимает лучше всех, что ему за дело до его увлечений… до того, что руки у него в крови упыря… последние капли стекают из искромсанного крысиного тела в тяжелый серебряный кубок, такой роскошный, лучший образчик гоблинской работы, и где он мог достать его… бедный Том, загадочный Том…

- Попробуй, - он протягивает ему чашу, Хагрид подчиняется, и делает несколько глотков, а дальше он и сам не понимает, как осмеливается стиснуть его плечи, Том морщится от боли, удивительно еще, что не ломаются его хрупкие кости, Рубеус пугается своей грубости, но как он может быть нежным, осторожным, если никто не учил его этому, он даже никогда не прикасался к женщине.

Разве он имеет право целовать его, не зная, как это делается… почему он не прогонит его прочь, как и стоит поступить с таким неуклюжим, уродливым животным, как он… но все не так, все совсем не так… Том не вырывается, не боится его, позволяет опрокинуть себя на стол, его улыбка становится совсем невинной, по-детски блаженной, когда трещит ткань рубашки, у Хагрида не хватает терпения расстегивать все пуговицы, все, что он вспоминает в это мгновение, наклоняясь к нему, совсем не дает ему право считать себя любовником… но ведь все самки вылизывают своих детенышей, и те урчат от удовольствия, всем нравятся эти медленные тщательные движения языка… и как иначе он может не причинить ему невыносимую боль, не повредить тело, которое похоже на необычные остролистые цветы, покрывающие весной озерную гладь.

Уже много позже Дамблдор говорит ему о его заблуждении, о том, что он принял за любовь темное колдовство, но прежде проходит почти год, когда внутри словно вращается огненное колесо, боль становится сладкой, почти приторной и усиливается с каждым днем, он часами ждет у дверей библиотеки, когда Том наконец выйдет и улыбнется ему, он идет за ним следом по коридорам, но не осмеливается подойти, ради одного прикосновения к нему он готов пожертвовать сколькими угодно годами своей жизни.

Он не хочет ничего знать, никому верить, все они не любят его из зависти, из-за того, что он не нуждается ни в ком из них, его Том, его… только его…

- Рубеус… ты мог бы убедить своих… тех, кто из твоего племени… служить мне?

Сейчас его глаза словно темный лед, страсть захлебывается в их невозмутимой пустоте.

- Они никому не служат, Том… они же….

Он больше не слушает, повернувшись, он уходит от него по коридору, не удостоив ни единым словом.



- Хагрид, это колдовство, слишком темное колдовство, чтобы ты мог это понять мой мальчик… Это Колесо Иксиона…

Дамблдор пытается выступать в его защиту, он против указа о его исключении, но это не помогает, и еще хуже то, что он не может поверить, что это все Том…

«Нам обоим нравятся… необычные существа… те, которых называют чудовищами…»

«Да, но чудовища, которые нравятся мне, должны быть преданны, а не тупы и упрямы… ты не оставляешь мне выбора… и кроме того, я ненавижу маггловский приют и не собираюсь в него возвращаться».



- Хагрид! Хагрид! – Гарри изо всех сил трясет его, схватившись обеими руками за его плечо, - ты ни в чем не виноват, ни в чем…

Он вздыхает, не замечая, как виски из опрокинутой кружки стекает на пол. Клык осторожно принюхивается к необычному запаху и недовольно скулит.

- Да-да… так поздно, уже очень поздно, и пора проводить тебя…

Он снимает со стены над постелью арбалет и направляется к двери.

И зачем только он попросил рассказать его обо всем этом…