Автор: Flamma (flamma@list.ru)
Рейтинг: NC-17
Pairing:Северус Снейп/Люциус Малфой, Гарри Поттер/Драко Малфой
Жанр: drama
Дисклеймер:Нам чужого не надо. Да, моя прелесссть?
Примечание: фик написан для Lynx, пожелавшей: "NC-17, без смерти главных персонажей, Люциус/Снейп, оба не мягкие и пушистые, Люциус не собирается переходить на сторону Дамблдора, Снейп все равно за кого". NC-17 - немного не мой рейтинг, так что, хотя я и очень старалась, не совсем уверена, что получилось то, что было заказано…
Запретная Секция, насмешливое эхо в ответ на каждое лишнее движение, шорох листов - слишком громко, не то, не то…Эврика! Вот он, ритуал Заведомой Расплаты. Пожелтевший пергамент, полустершиеся строчки: "И поскольку за все в этой жизни надо платить, мудрый сначала расплачивается и лишь потом называет заветное. Ибо оплачивать нечто, уже полученное и пресытившее, мучительно и достойно гриффиндорца".
Если для гриффиндорцев утро начиналось с солнечных лучей в глаза, прохладного ветерка, треплющего занавески, и пения птиц за окном, то утро в слизеринских подземельях ничем не отличалось от любого другого времени суток. Только годами вырабатываемое чувство времени (кто сказал, что оно бывает врожденным? Врожденной бывает только лень, всего остального нужно добиваться) подсказывало Северусу, что он проснулся примерно на час раньше, чем обычно. В этом был свой плюс: мнение Северуса о себе вообще и о собственном теле в частности делало совместную душевую наиболее неприятным местом в школе. Это и было основной причиной того, что он старался показываться там как можно реже, хотя бытующий в Хогвартсе анекдот о якобы оброненной им фразе "какой смысл мыться, если, все равно, тут же снова пачкаешься" тоже имел под собой некоторые основания. Во всяком случае, его мантии оставались чистыми ровно три минуты: именно столько времени требовалось, чтобы дойти от спален до школьной лаборатории, где Северус с удовольствием бы и ночевал, если бы ему разрешили.
Душевая, как он и предполагал, была пуста. Северус пустил теплую воду и погрузился в нирвану. Если затащить его под душ было сложно, то вытащить оттуда - практически невозможно, и он наслаждался этими, такими редкими, минутами незамутненного удовольствия, пока не почувствовал на себе чей-то взгляд. Взгляд был, против ожидания, не насмешливый, а спокойный, внимательный и… оценивающий, что ли. Вот уж чего от префекта Слизерина и заветной мечты однокурсников обоего пола Люциуса Малфоя можно было ожидать меньше всего, так это, что он разгуливает по школе ни свет ни заря, разнообразя эту прогулку посещением общей душевой и разглядыванием обнаженных однокурсников. Северус нервно сглотнул. Если такое внимание со стороны любого другого студента заставило бы его изрядно нервничать, то уж перед этим белокурым совершенством он чувствовал себя бабочкой, наколотой на булавку и изучаемой энтомологом на предмет выявления дефектов: вроде бы самое худшее уже произошло, но, уже после того, как жизнь так бездарно закончилась, быть еще и признанным негодным к употреблению экземпляром как-то особенно обидно…
Однако, что бы Малфой ни высматривал, результаты его, очевидно, удовлетворили.
- Умеешь хранить секреты? - поинтересовался он, прищурившись.
Северус только кивнул: произнести хоть слово не удалось, как он ни пытался. Словно все слова разом закончились. И только сердце билось гулко и громко, отдаваясь эхом в ушах и углах душевой.
Люциус разом потерял интерес к нему и, словно забыв о существовании Северуса, расположился под душем напротив, закрыв глаза и предоставляя теплым каплям ласкать обнаженное тело. В душевой неожиданно стало жарко и Северус обнаружил, что ему нечем дышать. И только тут он сообразил, какой, собственно, секрет требовалось сохранить: на левом предплечье Люциуса, на безупречной коже, до которой и дотронуться-то было страшно, чернела уродливая метка: череп с выползающей изо рта змеей. Жуткий знак выглядел совсем свежим: кожа вокруг него была вспухшей и воспаленной, и Люциус заметно морщился, когда туда попадала вода.
- Кто посмел?! - спросил Северус неожиданно чужим и хриплым голосом. Глаза Люциуса широко распахнулись. - Кто посмел это сделать?! Я убъю его!
Да, он был смешон. Да, Северус Снейп был последним человеком, в чьей защите и покровительстве мог нуждаться Люциус Малфой. Но, черт возьми! Ему хотелось зубами вцепиться в горло тому, кто посмел так надругаться над этим совершенством. И минутой позже пришедшее осознание того, что это - клеймо владельца, принятое Люциусом добровольно, только усилило его ярость.
Что бы ни означал этот омерзительный знак - Люциус гордился им и, в глубине души, хотел кому-нибудь продемонстрировать, потому что, каким бы ранним ни был час, Малфой не мог быть абсолютно уверен, что никого здесь не встретит, и его, должно быть, заводила перспектива ненароком посвятить кого-то в свой секрет. Иначе сидеть бы ему сейчас в ванной префектов, нервно вздрагивая от каждого шороха у двери. И Северус не мог прогнать ощущение, что стал свидетелем чего-то непристойного. Дело было вовсе не в обнаженном теле - поражавшее пропорциями, достойными античной статуи, оно было столь совершенно, что и воспринималось как произведение искусства - без смущения.
Непристойной была метка, демонстрировавшая нечто гораздо более интимное, чем отсутствующие детали туалета. Холодное, недоступное божество, Серебрянный Принц Слизерина - он мог иметь весь мир у своих ног, но предпочел этому рабство, свидетельство которого, выжженное на его коже, было сейчас так бесстыдно выставлено напоказ.
Неуловимо-кошачьим движением подойдя у нему вплотную, Люциус в самые губы выдохнул:
- Убъешь? - и, со смешком. - Такой горячий! Жаль, что для Господина ты не представляешь никакой ценности.
Северус резко встряхнул головой. Опять этот сон. Годы подряд его неотступно преследовала во сне эта сцена, определившая всю дальнейшую жизнь. О, ему было отлично известно что такое спортивная злость! Меньше чем через год он был признан лучшим зельеваром Европы, полгода спустя на его собственном предплечье появилось подтверждение того, что какую-то - и немалую, надо сказать, - ценность он для Господина представляет, а еще через месяц его, истерически-бессвязно объясняющего, какое именно применение нашли его таланты зельевара отпаивал успокоительным Дамблдор…
Кстати, единственным человеком, который был категорически против его посвящения, был именно Малфой. Еще одна картина встала у Северуса перед глазами: один из бесконечных коридоров Малфой Менор, куда он был вызван на "аудиенцию" к Темному Лорду и хозяин дома, яростно притиснувший его к ближайшей стене. Холодное бешенство в серых глазах, металлический голос, отчетливо выговаривающий слова:
- Если ты пришел сюда из-за меня - можешь убираться. Ты последний человек, с которым у меня когда-либо что-либо будет. Я понятно объяснил?
Одни приходили сюда за властью, другие - за силой, а он не загадывал. С беспечностью избалованного мальчишки он ввязывался в эту авантюру даже не решив, чего конкретно хочет. Он знал, что желания его изменчивы как ветер и готов был пройти один из сложнейших магических ритуалов ради пустого удовольствия знать, что однажды - когда-нибудь - он получит возможность осуществить любой свой, самый безумный каприз. Что показательно, такую возможность он имел и без всякого ритуала…
Ну вот, и угораздило же заснуть в больничном крыле на неудобном стуле. Теперь целый день будет ныть все тело… Северус коснулся губами лба раскинувшегося на больничной койке светловолосого юноши. Кажется, жар спадает. Черт бы побрал Люциуса с его Кодексом! Малфои не имеют слабостей или, по крайней мере, не демонстрируют их…
"Это все кровь Малфоев, Сев, передающаяся по наследству аллергия, никто еще от этого не умирал, просто проследи…" Если никто из Малфоев от этого и не умирал, то только потому, что раньше в Хогвартсе всегда неотлучно жил высококлассный колдомедик, а не недоучка-фельдшерица. Кто ее вообще принял на работу? Она не в состоянии была сварить для больничного крыла элементарные зелья, входящие в школьную программу - для профессора зельеварения это была больная тема - а не то что определить аллергию! А младший Малфой и вовсе не пользовался ее расположением. Так что, вместо того, чтобы давать ему лекарства с разумными промежутками и следить за реакцией организма, она пичкала парня лошадиными дозами всего, что более ли менее подходило к случаю, предоставляя потом Северусу вытаскивать его с того света… Убить ее мало…
Вообще, список обитателей Хогвартса, которых стоило бы убить, у Северуса с каждым разом получался все длиннее. Возможно, сам он, как преподаватель, и не был образцом для подражания - ну так он и не просился на эту должность. Более того, поскольку статус двойного агента с неизбежностью обязывал его находиться в Хогвартсе, он год за годом слезно упрашивал Дамблдора, разрешить ему, по крайней мере, преподавать не горячо любимые зелья, а ЗОТС, на которых абсолютная бездарность полного класса тупиц, с которыми ему каждый год приходилось иметь дело, была бы не такой болезненной… Но Альбуса разве переупрямишь? "Любой Мастер, - повторяет директор, - мечтает об Учениках. Когда-нибудь ты поймешь". Интересно, а когда сам директор поймет, что до уровня Ученика его горячо любимые олухи и близко не дотягивают? М-да… Так вот, преподавательский состав, на вкус Северуса, выглядел так, словно набирал его сам Вольдеморт. Любительница ангстовых пророчеств, Обожатель симпатичных монстриков… А уж о преподавателях ЗОТС, сколько их было на его веку, Северус вообще не в состоянии был высказаться цензурно…
Дыхание Драко выровнялось, и Северус решил, что к утру парень оправится достаточно, чтобы появиться на занятиях. Но еще одна драка с Поттером, и… Если Драко ее и переживет, то сам Северус - определенно нет. Он попытался потянуться. Мышцы болели невыносимо. Нет, надо что-то делать… Что-то, что раз и навсегда решит проблему.
И за секунду до смерти, осознавая, что сам навлек на себя все это необдуманным ритуалом, но не понимая, за что он расплачивается, такое важное, что ценой оказалась его собственная жизнь, он взглянул в глаза троих мужчин, стоящих перед ним: полные торжества черные, бесстрастные серо-стальные и бегающие, полные ужаса, потерявшие и цвет и сходство с человеческими - глаза бывшего друга. И со всей - полной последней, страстной попытки ухватиться за жизнь - яростью умирающего он проклял их самым страшным проклятьем, вычитанным в той же самой книге - он проклял их Любовью. И в эту самую секунду заветное желание его оказалось полностью оплаченным.
Глаза Поттера метали зеленые молнии, которые, возможно, и не обладали убийственным эффектом Авады Кедавры, но проверять это на собственной шкуре Северус бы не рискнул. Уизли и Гренджер нервно дергали друга с двух сторон за рукава мантии, но попасться ему под горячую руку тоже не стремились. Что чувствовал под этим испепеляющим взглядом Драко известно было ему одному, но выглядел он как раз достаточно оправившимся, чтобы его можно было с чистой совестью снова отправить в больничное крыло.
- Ты, - накручивал себя Поттер, - ничтожный, скользкий ублюдок!
- Ублюдок? - лениво протянул Малфой. - Я могу озвучить свою родословную вплоть до Салазара Слизерина, чего, - он скептически оглядел гриффиндорскую троицу, - ни от кого из вас не смею ожидать в качестве ответной любезности…
- Ах, ты… - выдохнул Поттер и, поскольку его словарный запас был к тому времени исчерпан, схватил Драко за грудки и притянул ближе.
Дорогая ткань протестующе затрещала. Северус отмахнулся от непршенных ассоциаций и "триумфально материализовался на поле боя, в самой гуще сражающихся", как ему самому хотелось бы об этом думать.
- Знаете что? - Сообщил он притихшим "сражающимся". - Вы мне надоели! Оба! Сегодня в восемь совместная отработка в моем кабинете. И… пятьдесят баллов с Гриффиндора! А теперь - марш на занятия!
И, проигнорировав возмущение в зеленых глазах и глубокое недоумение в серых, он покинул "поле боя" с чувством глубокого удовлетворения.
Вероятно, Северус был единственным человеком в Хогвартсе, догадывавшемся об истинной природе чувств Поттера к Драко. Отчасти потому, что даже Рите Скиттер не пришло бы в голову заподозрить Святого Поттера в подобном отношении мало что к парню, так еще и к сыну правой руки Того-Кого-Ну-Вы-Поняли. Отчасти же потому, что Поттер, чувств своих скрывать не умевший, и сам о них не догадывался. Нужно было самому пройти через отчаянное, яростное желание… о чем это я… ах, да, желание… задушить Малфоя собственными руками, чтобы хоть так заставить его признать факт твоего существования в его жизни, чтобы угадать это желание в чужих глазах. Впрочем, сейчас Северус рад был тому, что в свое время этому желанию не поддался: он не был ни героем, уверенным в том, что не услышит, в ответ на подобную фразу, кто из них двоих в действительности ничтожен; ни самоубийцей, готовым рискнуть, дойдя до крайней черты, обнаружить в серых глазах все такое же безразличие. И ведь, в конце концов, он добился - не любви, нет, - места в жизни Малфоя…
Ледяной, пробирающий ужас, которому нечего противопоставить - ни единого счастливого воспоминания. Ежесекундно, всей тяжестью, обрушивающиеся стены Азкабана. Веритасерум, им же, между прочим, сваренный… Несмотря на всю - ему одному ведомо какую мучительную - службу силам Света, они ему упорно не доверяли (и поэтому их не жаль было разок обмануть). И данное, в итоге, свидетельство о том, что Люциус Малфой на протяжении войны находился под действием Империо и, соответственно, не отдавал себе отчета в своих поступках. С тех пор-то и началось то, что Северус упорно про себя именовал дружбой, хотя Бог весть чем это было для Люциуса, и не предусмотрен ли в его чертовом Кодексе пункт, запрещающий Малфоям иметь друзей… Не думать о Малфое… Не думать…
Парни явились секунда в секунду - на отработку к Снейпу не рискнул бы опоздать даже Поттер. Недоуменно поозирались: в комнате не было ничего подходящего для примерного наказания: ни нуждающихся в чистке котлов, ни склянок с ингредиентами - ничего. Северус выждал положенную выразительную паузу, затем, как можно более безразличным тоном, сообщил:
- Вот что, молодые люди. Я не собираюсь ждать, пока Вы, в порыве выяснения отношений, разнесете школу по кирпичику, - "хотя это не такая уж и плохая идея", - мелькнула у него крамольная мысль, - так что разбираться в своих проблемах вы будете здесь и сейчас. Без помощи магии, - с ухмылкой добавил он единственную предполагающуюся отработкой фразу. - Через два часа я вернусь и, - он обернулся к Поттеру, - учтите, что если к тому времени мистер Малфой снова будет нуждаться в посещении больничного крыла, одной отработкой для Вас дело не ограничится. Рассчитывайте, как минимум, на Непростительное заклятье. - С этими словами Северус покинул кабинет, предусмотрительно заперев за собой дверь.
Что ж, пусть разберутся. В конце концов, раз уж на него повесили ответственность за жизнь Золотого мальчика, так пусть потом не жалуются на то, как он этой жизнью распорядился… Тем более, что он действительно помог мальчишке разобраться в себе…
- Помог? - ехидно поинтересовался внутренний голос. - Отдав его в полное распоряжение без пяти минут Упивающегося смертью?
Северус скривился. Представил себе лицо Альбуса, когда тот узнает. А в том, что узнает, можно было не сомневаться… Да нет, в сущности, ему не в чем было себя упрекнуть. В чем он был уверен, так это в том, что, когда Драко сообразит что к чему (а Северус не сомневался, что крестник сориентируется в ситуации гораздо раньше самого гриффиндорца), то, независимо от того, какие он испытывает к Поттеру чувства, Вольдеморту Малфой его не отдаст (коридоры Малфой Менор, и стальные руки, прижимающие к холодным камням стены, и горячая молитва, которая никогда не будет услышана…). И даже если всех чувств - одна чистая ненависть (а ненависть для Малфоев, надо сказать, непозволительно сильное чувство, так что не так уж это и мало), он… м-да… убъет Поттера сам. Одной фразой…
С другой стороны, Драко был точной копией отца, а в Поттере было все, что Люциус когда-то искал в Вольдеморте: харизма, сила, талант вести людей за собой на невозможное и преодолевать это невозможное одной только силой воли… Словом, Поттер был именно тем человеком, от которого можно было ожидать столь необходимой Малфоям власти над ними. Так что у него в этой истории был маленький, но весьма отчетливый шанс получить желаемое… И если бы, с легкой руки Северуса, это действительно произошло, возможно, он наконец почувствовал бы себя свободным от долга Джеймсу… При мысли о том, каким бы образом, в таком случае, он вернул этот чертов долг, Северуса захлестнуло иррациональное ликование. Если бы Джеймс мог об этом узнать… Если бы Северус мог в этот момент увидеть выражение его лица… Это бы с лихвой компенсировало все школьные унижения. Вероятно, на вкус праведного гриффиндоца, такая вот любовь сына была бы худшим проклятьем… И Северус углубился в подземелья, размышляя о любви и проклятьях в жизни Джеймса Поттера, чтобы только ни на секундочку не признаться себе в том, что пытается дать его сыну шанс, которого у самого Северуса никогда не было…
Темного Лорда проклятье поразило немедленно. Самозабвенная, жертвенная любовь матери отразила Непростительное заклятье и сделала невозможное, заставив во много раз более сильного мага рассыпаться в прах. Проклятье, постигшее Питера, растянулось на годы. Годы, которые могли быть прожиты если и не рядом с любимой женщиной, то, по крайней мере, в уверенности, что она жива и счастлива. Годы скитаний. Годы сожалений. Годы, проведенные глаза в глаза с ее сыном. Как последняя насмешка судьбы: ее глаза на лице преданного им ради обладания ею друга. И, наконец, пройдя через все это, оказаться обязанным мальчишке жизнью - какая ирония…
Когда он вернулся, дверь оказалась открытой. Поттера в комнате не было. Драко сидел на полу у камина, в задумчивости ероша волосы. Заметив Северуса, он встряхнул головой и поднял глаза, но выражение озабоченности с его лица не исчезло.
- А где Поттер? - поинтересовался Северус.
- Уже ушел… Крестный, мы хотели попросить тебя о дополнительны занятиях по зельям.
- Мы?!
- Ну… вообще-то идея была моя… Ты ведь, насколько я понимаю, хотел дать нам возможность цивилизованно пообщаться? В присутствии кого-либо еще это абсолютно невозможно…
- А я необходим в качестве дуэньи?! Ему или тебе?
Драко невесело улыбнулся:
- Ты необходим в качестве преподавателя зелий, которыми я действительно собираюсь усиленно заниматься… И потом, раз уж ты сам заварил эту кашу, будет только справедливо, чтобы ты был рядом и удерживал меня от опрометчивых поступков.
- Тебя?!
- О, репутация Малфоев! Малфои не имеют слабостей или, по крайней мере, не демонстрируют их… Что ж, крестный, видно такая тебе судьба быть поверенным наших слабостей. Так что, ты будешь моей дуэньей? - с лукавой улыбкой поинтересовался Драко.
Северус попытался воззвать к последним остаткам здравого смысла:
- А как Поттер объяснит свой неожиданный интерес к зельям?
- Он собирается учиться на аурора, - отмахнулся Драко. - Ему нужен высокий балл по твоему предмету.
- Драко, - вздохнул Северус, - я не понимаю, чего ты боишься. Если ты хочешь общаться с ним…
- А если я хочу не только общаться? - оборвал его крестник.
- Не думаю, что он будет против…
- Он - вряд ли. А вот насчет Темного Лорда, своего отца и Дамблдора я бы не был так уверен…
- Но ты же не собираешься ходить с транспарантом…
- Крестный… - осторожно положил Драко руку ему на плечо, - не понимаю, почему мне приходится тебе это объяснять, но если наши отношения дотянут до дружбы, не говоря уже о большем, кому-то из нас придется выбирать. И что-то мне подсказывает, что этим кем-то будет не Поттер…
- Драко, а…
- Даже и не думай! - помедлив. - Неважно, черными ты играешь или белыми, важно быть абсолютно уверенным в том, какая из сторон доски - твоя… Только тогда и можно выиграть. Невозможно быть "своим" по обе стороны, только чужим - и там, и тут. Тебе это должно быть известно лучше, чем кому бы то ни было. Да и чего ради? Что она тебе дала, эта твоя "работа", хоть раз в жизни?
- Жизнь твоего отца…
- М-м-м… И что, по твоему это того стоило?
- Это стоило и большего, - твердо. Мальчишке не стоит об этом знать, но у него была вполне определенная уверенность в том, какая из сторон доски - его. Та, на которой решение вопроса о жизни или смерти Люциуса Малфоя хоть немного от него зависело. Вполне логично, что это оказалась противоположная сторона…
- Когда дело доходит до моего отца, ты начинаешь говорить как подросток, - с усмешкой. С той самой фамильной усмешкой…
- А ты всегда был слишком взрослым. И твоего отца я тоже не помню подростком. Это у вас семейное. Поэтому вы с ума сходите по людям, которые игнорируют вашу не-подходи-ко-мне-я-само-совершенство позу, берут вас за шкирку, как слепых котят, и тащат куда им вздумается! - мрачно. Яростно. Не надо было этого говорить…
- А тебе обидно, что ты никогда не входил в число таких людей, да?… Прости. Ну, прости… Я не хотел.
- Ничего страшного... - устало, - можете начинать занятия с завтрашнего дня. И не забудь закрыть за собой дверь.
Не думать. Лечь. Провалиться в беспамятство сна без сновидений. Если бы можно было еще и не просыпаться…
Когда он понял, что финальная битва уже совсем скоро? Наверное, в ту ночь, в лаборатории… Серебристый ворсистый ковер у камина (когда он здесь появился? А если реактивы… А откуда в лаборатории камин?!). Отблески пламени (так красиво…) и два обнаженных тела, сливающихся в одно (так завораживающе… У них с Люциусом это тоже было бы вот так?). Черные пряди смешиваются с платиновыми. Золотистая смуглая кожа оттеняет молочно-белую. Стук сердца - его или этих двоих - отбивающий сумасшедшую дробь. Задыхающееся: "Лю-би-мый!" Быстрее. Быстрее. Взрыв! Что за зелье они в тот день варили? И не вспомнить… Осознав, что парни целы, а испарения неядовиты, он подавил порыв вмешаться, и удалился незамеченным. Ему было о чем подумать. Малфои перешагивают последнюю черту в отношениях только когда решение взвешено и принято - это он успел уяснить…
Скоро. Совсем скоро. Нарастающее напряжение. Орден Феникса. Косые взгляды. Ядовитые шепотки. Дамблдор, отечески похлопывающий по плечу с безнадежно приторным, как и все, что предпочитает директор: "Все будет хорошо". Взрывающиеся котлы. Бездарные студенты. Собственный кабинет: ни сна, ни покоя:
- Гарри, нарежь фиалковый корень.
- Драко, поищи белладонну - она была на второй полке слева.
- Отдыхайте, профессор, мы все уже сделали.
И здесь он тоже лишний… "Когда-нибудь ты поймешь"…
Ледяной, пробирающий ужас, которому нечего противопоставить - ни единого счастливого воспоминания. Ежесекундно, всей тяжестью, обрушивающиеся стены Азкабана. Дежавю… Нервный жест, обнажающий предплечье. Метки нет. На этот раз все действительно закончилось. И - с ослепительной ясностью - вот на этот-то раз он им действительно больше не нужен. Что там говорил Драко насчет "выиграть"? О, уж он-то очень грамотно разыграл партию. Прикрыв собой Поттера от заклинания собственного отца. Можно подумать, он не знал, как свои пять пальцев, что для действия Непростительных недостаточно магической силы - нужно еще изрядное желание убить или причинить боль. А убивать своего единственного наследника Люциус, со всей определенностью, не собирался… Вот что касается ответного желания - Северус бы ни за что не поручился…
Дверь загремела, впуская еще одного заключенного. Издевательски-ласковый голос сопровождающего аурора:
- Прошу, Ваша Светлость. Ручаюсь, Вы не проведете много времени в этом, недостойном Вашей особы, помещении, и мы быстро организуем Вам вечеринку с поцелуями. Отдыхайте…
Безупречная осанка… Даже в этом мрачном месте без единого источника света, мерцающие волосы… Да уж, этого арестанта Северус ни с кем бы не перепутал…
- Малфой…
- И ты?… Почему? Ты ведь работал на них?
- Не понимаю только, как я дожил до этого дня, - фыркает Северус. - Кажется, кроме Вольдеморта, все были в курсе, что я двойной агент.
- Он тоже знал…
- Что?!
- Он говорил, что не станет пренебрегать лишней возможностью защитить меня…
После паузы:
- Боюсь, в данном случае я мало что могу сделать. Честно говоря, я даже не знаю, какое решение примут насчет меня самого.
- А разве Дамблдор…
- Люц, я им больше не нужен…- пока он это не произнес - даже не предполагал, насколько отчаянно прозвучит…- Но, возможно, твой сын сможет вытащить тебя, - он говорит, и сам этому не верит. Люциус, похоже, тоже не слишком воодушевлен:
- А зачем я ему теперь?
- Ну, в конце, концов, если тебя приговорят к поцелую, все имущество будет конфисковано и…
- …Народный Герой, ко всеобщему счастью, получит моего сына в свое полное и безоговорочное распоряжение. Почему ты думаешь, что его - их обоих - не устраивает такая перспектива?
Северус думает. Результаты ему не нравятся, и он думает еще раз:
- Люц, мы сейчас не можем полагаться на объективность собственных выводов. Предполагается, что мы выбираем самый мрачный из возможных вариантов. Надо сделать поправку на дементоров…
- …И тогда логичным выводом окажется, что все, в итоге, будут счастливы, а нам, вдобавок, в качестве компенсации, обеспечат исполнение самых заветных желаний, - с усмешкой заканчивает Люциус.
- Хотя… - что-то во взгляде Малфоя меняется. Северус не успевает понять, что именно. Он просто фиксирует это "что-то" сумасшедшим рывком падающего в бездну сердца, - заветное желание одного из нас мне вполне по силам исполнить.
Неожиданно в камере становится жарко, и Северус чувствует, что ему нечем дышать. Люциус подходит вплотную и, обманчиво-мягким движением кладя руки ему на плечи, толкает его к ближайшей стене. Необработанные камни стены, впивающиеся в спину, благословенны: они единственная гарантия того, что за этим не последует очередное безрадостное пробуждение. Блондин змеиным движением выскальзывает из одежды, давая возможность полюбоваться собой - о, вот кто не знает, что значит стесняться своего тела… подходит ближе, помогая выпутаться из складок мантии и… покрывает его лицо дразняще-легкими поцелуями, задевая краешки губ. Северус дотрагивается до его кожи дрожащими ладонями. Вдыхает ее аромат. Целует осторожно, как касаются губами святыни. И желание его больше похоже на священный восторг. Он не жаждет обладания, а только близости. Сводящей с ума близости любимого человека - да, он наконец-то осмелился сказать это хотя бы себе самому. Люциус завораживающе нежен, словно догадывается - Северус надеется, что это не так - что до него никто, никогда и вообще…
На этом связные мысли заканчиваются, оставляя безумный шквал эмоций, становящийся все сильнее, хотя кажется, что дальше уже некуда.
Северус не знает, что за двадцать лет, прошедших с тех пор, как он в последний раз разглядывал свое тело в зеркале, оно существенно изменилось к лучшему, что по щекам его текут слезы, а лицо освещено удивительным внутренним светом, что никто до него не произносил "Малфой" так, чтобы это звучало молитвой, и что в экстазе он - кто бы мог подумать - шокирующе красив. Он только повторяет имя своего божества, не останавливаясь, кажется, даже во время поцелуев, и финальный стон его сливается со скрежетом поворачивающегося в замке ключа.