7.08

Промозглый рассвет прокрался в комнату, вместе с холодом и редкой изморосью за окном. Часы на стене в холле показывали без четверти пять, когда я спустился вниз и нашел Нарциссу, укутанную в клетчатый плед, устроившуюся в кресле-качалке у зажженного камина. Перед ней лежала кипа исписанных тетрадей. Время от времени она, не глядя, одним движением руки, заставляла их подниматься и лететь в разверстый огненный зев. Одна за одной, трепеща желто-белыми крыльями, они исчезали там, слегка вздыхая, когда пламя начинало поглощать принесенную жертву.

Похоже, никто из нас так и не уснул в эту ночь.

Я присел на корточки рядом с стремительно тающей колонной испещренного убористым скупым почерком пергамента и взял в руки одну из рукописей. Занятно, таким почерком уместно разве что счета заполнять, на разлинеиных строчках же в аккуратном, почти маразматически идеальном порядке лежали стихи.

Последних дней любви очарованье
Еще хранит в своем закате память
О днях недавних, тонкое молчанье
Той дивной музыки, что…

-Чье это? - спросил я мать.

Она прикрыла глаза, ладони взметнулись к вискам, стремясь изгнать внезапную боль, перекосившую точеные черты.

-Твоего деда.

-Я не знал, что он писал стихи.

-Он их никому не показывал.

-Не удивительно, - фыркнул я, отправляя очередную трепещущую птицу на закланье.

Глядя, как быстро слизывают жадные язычки пустые, ничего не значащие слова, как страницы постепенно скукоживаются и чернеют под напором неумолимой стихии, я полностью опустился на пол рядом с матерью и откинулся назад, оперевшись о ее ноги.

-Ты мне расскажешь?

Она молчала, но мне было известны сотни оттенков ее молчания, и это означало, что продолжение последует, надо только подождать. И я терпеливо дожидался, слушая слитную мелодию дождя и ветра, едва уловимого треска рассохшихся балок и гул огня. В моем сознании было как-то поразительно пусто. Я уже не чувствовал ни страха, ни волнения. На смену всему этому пришло странное оцепенение, лишенное какой бы то ни было эмоциональной окраски.

-Это случилось, когда ему было восемь. В первый раз, - раздался позади меня монотонный, хрипловатый голос Нарциссы, совсем не похожий на ее обычный, родной и знакомый.

Мне не пришло в голову спросить, о ком она, каким-то образом, я уже это знал. Все, что она могла мне поведать, только подтвердило бы мои собственные домыслы.

-Я не знаю, с какой периодичностью это повторялось. Надо полагать, довольно регулярно, - я слышал, как ее рот расползся в едкой, злой усмешке. - Думаю, он бил его, хотя Люциус вряд ли когда-нибудь расскажет все до конца. Ты же его знаешь. Он очень долго хранил все в тайне, пожаловаться кому-то гордость не позволяла. Уйти из дома он не мог из-за Гарета ³⁰ . Боялся, вероятно, что тогда отец примется за младшенького. Для того отец всегда был примером и идеалом…

Она переменила положение и снова недолго помолчала.

-Мне стало известно от Снейпа. На пятом курсе Люциус обратился к нему с просьбой. Ему нужен был сильнодействующий яд. Такой, смерть от которого наступила бы не сразу, и что бы потом нельзя было обнаружить следов в организме жертвы. Чистое убийство, без последствий. Естественно, это было слишком рискованное предприятие, что бы согласится на него вслепую, поэтому, ему пришлось рассказать Северусу все о побудившего его причинах. Снейп согласился. Он уже тогда был гением в этой области.

Дело было трудным и кропотливым, но игра стоила свеч. Результат - после зимних каникул Дарена свалила странная лихорадка. Он прометался в бреду две недели, испытывая жуткие боли, а потом, не приходя в сознание, умер. Никто никогда так и не узнал причины его болезни. Оба человека, которые могли пролить света на это дело, находились в момент кончины главы семейства Малфоев в школе, далеко от места событий.

Нарцисса остановилась перевести дыхание, прежде чем закончить свою повесть:

-На следующий год Гарет, единственный, кого мучили подозрения о смерти отца, с которой он так и не смирился, сбежал из волшебного мира навсегда. Он просто отстал от своей группы во время похода в Хогсмид, больше его никто не видел. Первое время, правда, он присылал о себе весточки, но Аврора ничего не хотела знать о маленьком дезертире. После его исчезновения она распорядилась снять все его портреты со стен, а одежду, игрушки и прочие личные вещи отвезти в приют. Люциус остался. У него теперь была миссия, которую надлежало исполнить - поддержать честь и репутацию семьи, не ударить в грязь лицом. Всегда быть на высоте…

Она тихонько прошептала последнюю фразу, пряча ее в моих волосах, склонившись к ним лицом.

У меня не было сил что-либо ответить на это. Все, что я мог, просто продолжать сидеть и пялится на пляску саламандр.

-Иногда я думаю, как замечательно устроен этот мир, - задумчиво добавила она, - у каждого есть свой собственный, маленький, персональный ад.

-И никаких сказок о том, что добро всегда побеждает.

-Никаких сказок. Только боль и грязь.

Мне не было больно в тот момент. Славное, уютное безразличие сковало с головы до ног.

-Почему он решил присоединится к… к Волдеморту? - мне почему-то было некомфортно называть его по имени.

-Не слишком ли много вопросов на сегодня? - переспросила она и я понял, что ждать связного ответа не имеет смысла. - Если ты еще не понял, то поймешь когда-нибудь. Или он сам расскажет тебе… При условии, что это будет тогда иметь какой-нибудь смысл.

Я пробыл вместе с ней почти весь день, но больше мы не разговаривали. Так, обменивались порой ничего не значащими фразами.

Теперь я знаю. Но, вот что, странно: я совсем не уверен, что мне хотелось это знать.