17.06

Вам знакомо состояние предельного напряжения нервов и обострения чувствительности, как бы слегка стертое и болезненное после бессонной ночи? Конечно нет… Что могут знать об этом листки пергамента? Мне нравится это состояние, оно слегка напоминает наркотический дурман, но, в то же время, гораздо честнее и жестче. Свет кажется потоком расплавленного метала, льющимся прямо на обнаженную кожу, стягивающим и иссушающим ее. Воздух - резче и тяжелее, а все вокруг - бредом, не лишенным известной доли притягательности в своей абсолютно не бредовой реальности.

Я лежал в глубоком мягком кресле, безразлично наблюдая, как тени тьмы уступают место теням солнца, укачивая гостиную и превращая ее в некое подобие каюты, из тех, что располагаются в маленьких роскошных яхтах прямо под ногами праздной публики, нежащейся в шезлонгах. Вода, зеленовато-бирюзовая, расцвеченная стайками маленьких рыбок и тонущими в волнах лучами, неспешно плещет в круглые окошки, поминутно меняя угол взгляда, скользящего в пространстве. Бесконечная игра красок… Я пробовал когда-то рисовать. У меня не получилось.

Утро умерло, произведя на свет еще один солнечный истомный день. Моль слетела ко мне, шелестя нелепо большой обовью. Меня передернуло от того, что было одето на ней. Мамин пеньюар. Мамин пеньюар. На ее неуклюжем теле он болтался, словно на вешалке, даже хуже. Не скажу, что бы это расположило меня к ней хоть на йоту больше.

Она надела на лицо свою добродушную, простоватую улыбку, видимо, надеясь купить меня - меня! - ей. Не выйдет. Не проскочит.

Я мог поставить ее на место сразу, мог раз и навсегда заставить ее сторонится меня, но, вместо этого, меня посетила идея получше. Я не буду делать ребячливых и глупых попыток выказать свою враждебность. Слишком нелепо. И бесплодно. Я Малфой, в конце концов, а мы умеем бить наповал из-за угла. Нечестно? Зато наверняка.

Я могу притворится ее другом, я могу узнать все ее тайны и желания, я могу ужалить ее больнее овода у июньского пруда. Я могу причинить ей такую боль, какая ей и не снилась. Потому что она делает больно мне. Одним своим видом. Одним фактом своего никчемного существования.

-Где Люциус? - спросил я небрежно.

Она чуть зарделась. Какая скромность!

-Он отправился по делам в Министерство. Сказал, ты покажешь мне именье.

-Конечно. Нет проблем!

Благодарный, облегченный взгляд был мне ответом.

О, да! Я буду мягким и послушным, я буду всем, чем ты захочешь. Пока. Не очень долго.

-Хочешь позавтракать?

-Спасибо, эльфы уже накормили меня, - она вновь улыбнулась, уже без настороженного напряжения. - Они такие милые.

О, Мерлин! Эта девчонка сведет меня с ума своей недалекостью.

-Тогда пройдемся? Здесь есть несколько мест, о которых тебе следует знать, если ты не хочешь погибнуть страшной и мучительной смертью, бродя по окрестностям в одиночку.

Я был совершенно серьезен, но она отчего-то восприняла мои слова как шутку. Рискованная невнимательность. Я никогда не разбрасываюсь подобными предупреждениями понапрасну.

-С удовольствием!

Малфой-парк тянется на двадцать миль к юго-востоку и на столько же в сторону северо-запада. Не квадрат. Аккуратный ромб. Разумеется, я считаю только те земли, что прилежат непосредственно к особняку. Я помню свое первое ощущение от необъятности бесконечных садов и оранжерей, где солнце, вставая, купается в блеске влажных от росы яблонь и скатывается к горизонту, путаясь в ветвях старого мирта, кто знает как прижившегося в чужом краю.

Мне много приходилось слышать сплетен о том, что наш дом окружают бесчисленные изощреннейшие ловушки. На самом деле, вся эта болтовня яйца выеденного не стоит. Ну как такое может быть при том суровом контроле Министерства за всякими незаконными проявлениями черной магии в доме одного из министров? Этого ведь не спрячешь в шкатулке под пол. Слухи сами по себе в достаточной мере служат нам защитой от любителей поживится за чужой счет и безмозглых искателей приключений. Но если я скажу, что они напрочь лишены оснований, это так же будет ложью.

Мы прошли вдоль опушки парка, сливающейся в густой кустарник ближе к полотну дороги, туда где терпко пахло свежестью и нагретой зеленью. На одной из уютных скамеек я предложил своей спутнице присесть. Оттуда открывался прекрасный обзор на темную полоску лже-куманика, обвивающего подол тополей не вдалеке. Я кивнул на мирную поросль.

-Не помню как по-латыни, но эта гадость очень опасная.

Она с недоверием посмотрела в указываемом мною направлении, немного приподнявшись и по-гусьи вытягивая шею.

-Выглядит безобидно.

-Если бы это выглядело не безобидно, половина эффекта была бы потрачена впустую. Оно растет тут не для острастки, а для защиты. В стеблях содержится редкий яд. Паралич наступает мгновенно, смерть - через два часа, если не ввести пострадавшему противоядие.

-И часто вы проверяете, не забрел ли кто сюда? - я с удовольствием отметил дрожь в ее голосе.

-Наш дворецкий обходит территорию примерно раз в неделю.

Она поежилась.

-Довольно жестоко.

-Мир жесток, - пожал я плечами. - Как бы сказал поэт: O, Tempora! O, Mores! ¹²

-Знаешь, я все никак не могу освоится в этом мире.

-Всем нам наука жизни дается не легко, - благожелательно заметил я.

-Я не о том, - рассеянно проговорила Гвен, перебирая пальцами страницы книги, захваченной с собой. - Я имела ввиду мир волшебников. Все произошло так внезапно. Это деление на магглов и магов, все ваши чудесные штучки и привычки.

От неожиданного поворота, я оказался на время выбит из колеи и не смог даже сразу выдать ничего более связного, чем:

-Так ты… маггла?

-Нет, не совсем, - пояснила она. - Моя мать была из хорошей магической семьи, так мне сказали. Но ее родственники отреклись от нее, когда она ушла жить к отцу.

-Магглу, - подытожил я, все еще ошарашенный.

-Да. Они жили как обычная лондонская семья, и я понятия не имела о том, что существует место, где сказки обретают плоть и кровь.

-Любишь красивые обороты?

-Это от бабушки. Она воспитывала меня, когда мои родители… умерли. Мне было пять тогда.

-Печально, - совершенно не искренне посочувствовал я, но она приняла это за чистую монету.

Возможно, воспоминание заставило ее на время умолкнуть, отрешившись от всего остального. Я протянул руку и осторожно коснулся кожаного переплета. Гвен вздрогнула и сжала книгу только крепче, словно боялась, что я могу вырвать ее.

-Подарок?

Она молча кивнула. Не было нужды спрашивать чей.

-Это Сафо. Я люблю ее перечитывать иногда.

Она позволила мне принять ее сокровище, не спуская с нас настороженного взгляда невнятного цвета глаз. Я пролистал томик, скорее по инерции, нежели действительно заинтересованно. Одна страница оказалась заложена. Ее, похоже, открывали чаще других.

Изящная роспись змеилась затейливой лентой:

-Богу равным кажется мне по счастью
Человек, который так близко-близко
Пред тобой сидит, твой звучащий нежно
Слушает голос
И прелестный смех…

- У меня при этом
Перестало бы сразу сердце биться:
Лишь тебя увижу - уж я не в силах
Вымолвить слова.
Но немеет подчас язык, под кожей
Быстро легкий жар пробегает, смотрят,
Ничего не видя, глаза, в ушах же -
Звон непрерывный.
Потом жарким я обливаюсь, дрожью
Члены все охвачены, зеленее
Становятся травы, и вот-вот как будто
С жизнью прощусь я, - подхватила она.


-Но терпи, терпи: черезчур далеко
Все зашло...

Я медленно захлопнул разворот и прикрыл глаза, погрузившись в негу полудня.

-Самые правдивые и точные слова о любви, которые я когда-либо слышала, - прошептала она.

На несколько кратких мгновений мне стало почти жаль ее от того, что я прекрасно понимал, насколько неразумно и безнадежно ее детское чувство. Я-то знал, что он никогда не сможет понять его, или хотя бы попытаться. Все, чего ему от нее нужно, - ее талант, не больше. Но я быстро справился с слепящей слабостью. Она того не стоит.

Вечером они опять тренировались в гостиной, а после перенесли занятия на верх, и мое сострадание растаяло, не оставив и следа, даже того терпкого привкуса, что напоминает о развеянном ветром табачном дыме. У меня пока нет точного плана. Но скоро он появится. Уверен.