24.06

Рука все еще болит. Наверное, я разбил ее, когда упал. Однако, я уже могу держать перо.

В тот день я так и не дождался его, сон сморил меня прямо в кресле. Разбудил меня один из эльфов. Солнце стояло высоко, и отец ждал меня в своем кабинете.

Я увидел его стоящим у окна и понял, что он вообще не ложился прошедшей ночью. Против обыкновения, всегда идеально выглаженный костюм его казался помятым и не свежим, под глазами залегли прозрачно-синие тени. Если бы эта Моль попалась мне тогда, я бы убил ее только за то, что она причинила ему беспокойство. Хотя, что-то в его облике говорило мне - в том не возникнет необходимости.

-Доброе утро, отец.

Он посмотрел на меня, и я заметил все обычные признаки его недовольства. Я так хорошо знаю его, что мне не нужно слов, дабы понять, в каком настроении он находится. Пока он молча собирался с мыслями, я исподтишка изучал его, скользя взглядом вдоль линии носа, совершенно прямого и только на кончике забавно заостренного и как бы даже немного вздернутого, словно у капризной девчонки. Когда отец нервничает или сердится, он начинает легонько подергиваться , вот как сейчас. На лбу, от виска к скуле проступает бирюзовая жилка, а под нежной кожей щек равномерно двигаются желваки.

-Барк сообщил мне, что нашел мисс Ферчайлд на южной границе. Она отравилась соком куманика.

Я пожал плечами.

-Я предупреждал ее об этой опасности.

-Значит, - размеренно и жутко медленно произнес он, - тебе ничего не известно об этом происшествии?

-Боюсь, что нет, сэр.

Он кивнул и, заложив руки за спину, начал прохаживаться из угла в угол.

-Драко, ты понимаешь, что я никогда бы не привел в дом женщину подобного происхождения без особой на то причины?

-Полагаю что так, сэр.

-Хорошо. Тогда, скажи мне на милость, какого черта ты позволяешь себе вмешиваться в мои планы?! - он не кричал, но был близок к тому.

Я опустил голову. Любое слово, сказанное, когда он так взвинчен, могло только усугубить ситуацию. Я ждал, пока он выпустит пар и сможет говорить нормально.

-Я делаю все возможное, что бы не допустить твоего участия в этой войне. Войне, которая уже идет! Драко, в этот момент, не когда-нибудь. И многие познали ее прелести на своей шкуре. Твои ровесники. Этот Поттер. Ты когда-нибудь задумывался об этом? Я стараюсь держать тебя на расстоянии, а ты прямо-таки лезешь на рожон!

Он остановился у стола, упершись руками в полированную поверхность.

-Если Лорду станет известно, что ты имел к этому инценденту непосредственное отношение… я не знаю, Драко, я просто не представляю себе, какие последствия может иметь твоя очередная выходка.

Когда он начинает вычитывать мне, у меня срабатывает условный рефлекс. Ничего не могу с собой поделать. Я отключаюсь от происходящего и погружаюсь в собственный мир тишины и покоя, откуда мир настоящий доносится лишь слабым отголоском эха. И я не могу среагировать вовремя на его слова, а просто начинаю нести полную чушь.

-Я только не могу понять, зачем тебе это понадобилось, - сокрушенно прошептал он.

-А я не могу понять, зачем тебе понадобилось затаскивать ее в свою постель.

Я осознал, что сказал это вслух. Он поднял голову и мне стало действительно жутко. Никогда не видел его таким взбешенным. Не горячая ярость, которую еще можно понять и контролировать, а ледяное, обжигающе морозное гневное неистовство. Оно пролилось молочной пеной по его лицу, выбелив даже губы, внезапно вытянувшиеся в узкую щелочку:

-Как_смеешь_ты_щенок_говорить_со мной_в таком_тоне.

Он выплюнул эти слова, практически не раскрывая рта, и мне стало по-ребячески интересно, как это у него получается, прежде чем их жесткая резкость проникла в мое сознание и заставила осадить. Я всегда знаю, когда нужно притормозить, коль уж тебя занесло на крутом вираже. Вот почему мне удается проделывать такие финты во время полета, какие никто не решается повторить. Только эта заноза Поттер…

-Простите, отец. Я не хотел.

-Я надеюсь, - прошипел он.

-Я люблю вас, отец.

Не самый удачный момент для признаний, но уж если начал делать глупости, остановится бывает сложно.

Он не понял. Во имя Мерлина и Мордреда! Его абсурдное не желание замечать очевидных вещей порой доходит до смешного. Когда ему не нравится то, что он видит, он просто закрывает глаза и проходит мимо. Да, что там, я тоже унаследовал эту черту.

-Поздравляю, сын. Тебе всегда удается найти оригинальный способ продемонстрировать свою любовь, - скривился он.

-По крайней мере, я хотя бы нахожу эти способы.

Я прошептал последнюю фразу очень тихо, но он все равно услышал. Подбородок резко выпятился вперед. Похоже, я все-таки его здорово задел. Он, не оборачиваясь, двинулся к выходу, бросив через плечо:

-Поднимайся к себе. Позже я сообщу, какое наказание тебя ожидает. Да, и если ты попытаешься уйти из дома, можешь не возвращаться.

Я понял, о чем он. Когда-то такое уже было. В классе третьем, кажется. Он так же посадил меня под замок, а я удрал. Шатался несколько дней по друзьям, ездил в Брайтон, пока они на ушах стояли. Нашли меня благодаря Крэббу. Такой скандал был! Он потом почти год со мной не разговаривал вообще, только через домовиков передавал свои распоряжения или через Нарциссу.

Он уже был на середине комнаты, когда я, без единой мысли в голове вдруг заорал. Ну, не то что бы на самом деле крикнул, просто очень громко и как-то надрывно произнес:

-Я люблю тебя, слышишь?!

Его проняло. Он замер, повернулся всем корпусом, растерянно. Наверное, со стороны все смотрелось, словно дурацкая слезливая сцена в третьесортном затрапезном водевильчике, рассчитанном на слюнтявых девчонок, и, будь я только наблюдателем, я бы, пожалуй, первый посмеялся.

Во всем моем теле была просто невыносимая легкость. Я ощущал себя воздушным шариком, мыльным пузырем, готовым взмыть в безоблачное небо. В два шага я оказался рядом с ним, зажал его лицо в ладонях и притянул к себе, увлекая в самый безумный и отчаянный поцелуй в своей жизни. Наверное, ему было больно, потому что мне тоже.

В первое мгновение, я почувствовал легкое разочарование. Когда так долго ждешь чего-то, нафантазируешь себе с три короба. Не знаю, может я ожидал, что его рот и в самом деле будет пахнуть медом, клубникой или розами. Но это был всего лишь вкус тела.Его тела. Когда первая связная мысль достигла наконец моего сознания, меня пробила мелкая дрожь, до слабости в ногах, до слепоты. Не думал, что способен пережить нечто подобное. Я с исступленным ужасом понял, что готов просто рухнуть в обморок, как кисейная барышня, когда он вдруг отдернулся резко, тяжело дыша, зрачки расширились, взгляд устремился к дверному проему.

Я посмотрел туда и успел мельком заметить лицо матери, прежде чем оно исчезло. Отец грубо оттолкнул меня и бросился следом. Я, в лучших традициях жанра, - за ним.

Мы пробежали весь этаж и по очереди пересчитали дробью порожки лестницы. В холле он остановился отдышатся. Не от усталости, что вы! Он поддерживает форму, так что подобная пробежка для него - плевое дело. От злости. Когда я снова увидел его лицо, я вдруг понял, что никогда по-настоящему не знал Люциуса. С тем человеком, что стоял передо мной теперь, я раньше не встречался.

В первую секунду… я не понял, откуда идет навязчивый глухой звон и почему мир перевернулся вверх тормашками. А потом меня резко выдернуло из мягкого тумана, со свистом, и швырнуло о ребристую поверхность ступеней. От удара по лицу голова моя едва не слетела с плеч, а из носа хлынуло вязкое, теплое месиво. У меня слабые сосуды.

Когда мне показалось, что все закончилось, он поднял меня снова и снова приложил, даже еще крепче. Я испугался, что он меня убьет. Прямо так - голыми руками. И он бы мог. Я не хочу умирать. Я слишком для этого молод, Мерлин! Но, в то же время… я ведь говорил, что ненормальный… Мне было удивительно хорошо от того, что он наконец-то смотрит на меня не просто как на докучливое моральное обязательство. Впервые я видел столько эмоций в его взгляде, предназначавшемся мне.

Внезапно это прекратилось. Я осел на пол, уловив движение в тени. Мамин голос. Руки Нарциссы коснулись моего лба. Я знал, что теперь уж отрублюсь наверняка, гулкая пелена уже накатывала, но я должен был сделать еще кое-что. Никогда не думал о том, что бы заботится о ком-то, тем более выгораживать человека, причинившего мне боль, моральную или физическую, но на этот раз, пока я мог говорить, я повторял:

-Мама, пожалуйста.. отец ни в чем не виноват… Это все я.

-Успокойся, мой хороший. Я знаю. Тише, маленький.

Я слышал ее, пока окончательно не потерял связь с реальностью.

По-моему, я пробредил не меньше суток. Сквозь туманную дымку, подернувшую зрение, сквозь жар я различал смутные фигуры, суетящиеся вокруг меня. Один раз я точно видел лицо отца, как он сидел рядом со мной. Я не мог ошибиться. Ведь не мог?..