Я-шел-сквозь-ад - шесть недель, и я клянусь
Там-нет-ни-тьмы - ни жаровен, ни чертей,
Но-пыль-пыль-пыль - от шагающих сапог,
И нет сражений на войне.
Р. Киплинг.

11.09

Я скучаю по нему. Странно. Так давно все это длится, что, казалось бы, уже должно было перейти в привычку, затеряться среди прочих мелких и незначительных кусочков моего я, притупится, а, все равно, каждый раз больно и сердце щемит, и мысли путаются. Это словно воздух. Ты забываешь о нем, но он нужен тебе отчаянно. Попробуй задержать дыхание и скоро тебе станет тяжело, неуютно, перед глазами почернеет и ты - скорее, скорее! - снова должен вдохнуть, ощутить расползающийся по венам кислород, насыщающий тело, продлевающий жизнь. Мне легче, когда я знаю, что он где-то рядом, что я могу пройти в его кабинет или в гостиную, или в библиотеку, сесть на подушку у его ног, смотреть, как он читает, разговаривает с гостями, улыбается. Я могу этого и не делать, но, достаточно быть уверенным в том, что это мне доступно. Мой воздух, моя вода и свет мой - это знание. А так - пусто и холодно.

Я начинаю пугаться наступления выходных. Пока у меня есть возможность погрузиться с головой в учебу, в незначительные разговоры, наблюдение за происходящим, строить планы и догадки, - это отвлекает меня от моих мыслей о нем. Интересно, мне кажется, или, в самом деле, с каждым днем, с каждым часом становится все хуже? Эта тоска копится по капле, сливается в мутное маленькое озерцо, наполняет невидимый потайной резервуар где-то в глубине души. Когда он переполнится, что будет? Что случится тогда, когда я уже не смогу просто прятать это в себе, когда эта жуткая, чуждая сила захлестнет меня с головой и не останется ничего, кроме нее? Ничего, за что можно было бы уцепиться и передохнуть… Я не хочу об этом думать. Не сейчас.

Вместо обычно воскресного похода в Хогсмид мы решили устроить небольшой пикник на озере. Я, Блейз, Алекс, Пэнси и Мойра⁹, да еще плетущийся по следу Винс, несущий корзинку Пэнси. Мы устроились на берегу, почти у самой воды. День стоял наполненный легкой невесомостью и лаской приотворившего засов осени индийского¹⁰ лета. Над синей гладью с криком проносились чайки, то и дело спускаясь прямо к мелкой ряби и вытаскивая рыбешку, либо же сами становясь добычей плотоядных обитателей пучины.

Блейз растянулся на одеяле по правую руку от меня, разглядывая что-то посреди густой травы. Наконец его ловкие пальцы подцепили засохший, пожелтевший цветок. Он протянул его мне, скорчив задорную гримаску:

-Смотри-ка: ромашка!

Я легонько ткнул его в плечо.

-Зануда!

-О чем речь? - лениво поинтересовался Алекс, перекатываясь на спину и подставляя свое золотисто-бронзовое лицо радостно кивающему с небес солнышку.

-Так, ни о чем, - прошептал я.

-Маленькая сумасшедшая штучка под названием любовь¹¹, - мурлыкнул Блейз.

Чуть поодаль Мойра играла в бадминтон с запыхавшимся Винсом. Так странно видеть его, когда поблизости нет Грега. Бедняге предстоит еще целый вечер корпеть над трансфигурацией. МакГонагалл его совсем заездила. Пэнси, поминутно откидывая с лица, бросаемые в глаза ветром пряди, уткнулась в заботливо обернутый темной, не прозрачной обложкой томик.

Блейз нагнулся ближе ко мне и прошептал:

-Держу пари это один из романов Изольды Мур¹².

-Кто она? - я не мог припомнить этого имени.

-Мерлин, Драко! - удивленно приподнял бровь Алекс. - Неужели твоя maman не заразилась этим поветрием?

-О чем вы?

-Новая романистка, - терпеливо пояснил Алекс, цинично прищурившись. - Пишет о высокой и чистой любви и безумной страсти.

Блейз томно подкатил глаза и глубоко вздохнул.

Пэнси сердито взглянула на нас поверх страницы, испуганная нашим дружным смехом.

И снова воцарилось ленивое молчание. Я откинулся назад, наслаждаясь поцелуями ветра на лице. Густо пахнуло увядающей травой, от заваренного солнцем букет ароматов, - Иван-чай, мелиса, чабрец, полынь, еще что-то, да много еще чего, - клонило в сон. Блейз рядышком плел сеточку из тонких травинок. Силки на зяблика, скручивая ловкие петли проворными своими тонкими пальцами, присвистывая под нос какую-то маглскую мелодию. Он самый большой специалист по культуре простецов этого века, какого я знаю.

-Послушай, - спросил я его, неожиданно для самого себя, - Блейз, ты кого-нибудь любил?

Он замер, смешавшись только на пару секунд, лишь на один короткий взмах ресниц и неглубокий вдох, а затем насмешливо, как всегда, вздернул бровь, выпуская свою поделку, позволяя ей скользнуть прочь, вдогон за мчащимся мимо ветром.

-Знаешь, - начал он, положив щеку на согнутую в локте руку, - когда я был маленький, я узнал одну очень интересную вещь - все мои родные и близкие, все дяди и тети и даже совершенно незнакомые люди были без ума от некоего малыша. Они холили и лелеяли его, ему доставались самые вкусные конфеты и самые лучшие игрушки. И я подумал: если все его так любят, значит, он того достоин. Однажды я увидел его, - он стоял с другой стороны зеркала и улыбался мне, - рыжий и невозможно красивый, и я сказал себе: этого мальчика я буду любить всю жизнь.

-Да, ты сдержал свое слово, - хмыкнул я.

-А как же, - согласился Блейз.

-Ты совершенно невыносим.

-Что же мне еще остается? В этом заключается существенная часть моего обаяния. Не так ли, Ал?

Алекс проворчал что-то в блаженном полусне.

-Ах, мистера Малфоя опять потянуло на лирику? - он зевнул. - Ну, что, Драко, ты нам расскажешь - кто она?

-Или он? - добавил скалящийся с другого бока Забини.

-Когда-нибудь, может быть…

Алекс тряхнул головой, протягивая свои невозможно длинные ноги в сторону Паркинсон, та только передернула плечами и отодвинулась еще дальше.

-Любовь - это хороший секс плюс немного дружеского участия, - категорично заявил он.

-Пэнси бы с тобой не согласилась, - усмехнулся Блейз. - Да и Винсент тоже. Посмотри на него - настоящий Палладин¹³ на службе у Дамы Сердца. А ведь она когда-нибудь действительно выйдет за него. Его отец достаточно состоятелен, хотя род Крэбов не так стар и именит, как Паркинсоны. И ты думаешь, он будет счастлив, когда, наконец, получит то, что так хочет? Хороший секс и немного дружеского участия, ты говоришь?

Он хмыкнул, сплевывая в сторону.

-Я имел в виду тот секс, от которого получают удовольствие оба.

-Нет, Ал, твоя теория никуда не годится, как ни крути. Придется выдумывать новую.

Мне вдруг вспомнилось, скорее сорвалось с языка каким-то непонятным образом:

-Любовь над бурей поднятый маяк,

Не меркнущий во мраке и в тумане…¹⁴

-Угу, - кивнул Блейз, - это уже ближе. Стоит вспомнить тех, кто знал о ней куда больше, чем мы?

-Да что они знали?! - фыркнул Алекс. - Те, кто имеют дело со Словом, чаще всего понятия не имеют об Истине. Прятаться за красивыми фразами слишком просто… Чем они лучше той же Изольды?

-Так значит, - спросил я у них, - любовь - только фикция? Миф?

-А тебе бы этого не хотелось, не так ли, нежная ты душа, - насмешливо-ласково улыбнулся Блейз. - Ну, может, существует некая сердечная привязанность, хотя… Есть пожалуй, место и для сильных эмоций. Однако, это уже скорее болезнь. Не думаю, что тебе бы она пришлась по вкусу. Древние греки называли ее тейа маниа - безумье от богов. Ты знаешь симптомы, они подробно описаны в классической литературе, - смятение, бессонница, зацикленность на одном предмете. Внешние же хорошо видны на примере брошенной собаки, - отказ от пищи, лихорадка, потеря сил.

-Да, - согласился я. - Приятного мало.

-Ты бы еще вспомнил Аль-Рази¹⁵, - присовокупил Алекс. - Тот сравнивал любовь с ликантропией¹⁶ и грозился ослаблением зрения, вытеканием глаз, тем, что тело покроется гнойными язвами, язык растрескается, влюбленный будет беспрестанно мучаться от жажды, а закончится все тем, что он станет выходить глубокой ночью на кладбище, как вурдалак.

Он скорчил жуткую гримасу.

-Умеете вы успокоить, ничего не скажешь.

-За успокоением обращайся к Авиценне¹⁷. Он полагал, что любовь изначально не является болезнью, а становится таковой только тогда, когда это чувство неудовлетворенно и превращается в наваждение.

-Однако, все они сходятся в одном, - прошептал я: - любовь - это болезнь… А есть ли лекарство?

-Тот же Авиценна предлагал в качестве такового горячие ванны. С ромашкой.

Блейз подмигнул мне, уворачиваясь от моей руки, готовой настигнуть и покарать памятливого зануду.

-Эй, потише! - прикрикнула Пэнси, потревоженная нашей возней.

Блейз приподнял голову и показал ей язык.

-Дети!

Мы откатились под тень раскидистого вяза, не прекращая восторженно мутузить друг друга, пока наконец, обессилев от хохота, не отвалились в разные стороны, разглядывая танцующие в поднебесье тихонько шелестящие листья.

-Ох, Драко! Если мне когда-нибудь придется тебя сдать, я буду очень скучать по таким вот минутам, как эти. Возможно, даже не смогу отужинать в тот же вечер.

-Не сомневайся, приятель, я тоже, - я еще разок, напоследок, дернул его за горящие красным золотом кудри, прежде чем подняться на ноги.

На севере заклубилась рокочущая грозовая тучка, наливаясь цветом лиловой мякоти спелой смородины. Пора было возвращаться.

Уже в общей спальне, куда я заглянул, прежде чем идти на ужин, Алекс, долго рывшийся в своем гардеробе, окликнул меня и бросил в руки маленький плоский предмет. Книга.

-Держи. Это подарок, - он усмехнулся. - Тебе понравится.

Я машинально сунул книжицу в карман и открыл только оставшись один, у себя в постели. У меня совершенно не было настроения искать чьей-либо компании. Гладкие лощеные листы вкусно пахли свежей краской. Дорогое издание, но, видно, вышедшее совсем недавно. Я заметил короткий отрывок:

Ты знать не можешь, как тебя люблю я, -
ты спишь во мне, спокойно и устало.
Среди змеиных отзвуков металла
тебя я прячу, плача и целуя…¹⁸

Люциус, Люциус! Если бы ты знал!.. Хотя, едва ли бы это что-нибудь изменило…