Автор:Селия (nyut22@rambler.ru)

Beta-reading: Obsi

Рейтинг:NC-17

Pairing:Северус Снейп/Сириус Блэк

Жанр: PWP

Саммари: что их может объединять, кроме ненависти к себе?

Disclaimer: они принадлежат Роулинг.

Предупреждение: спойлеры, действие происходит после исторической беседы Снейпа и Блэка о целесообразности занятий по Occlumancy, на зимних каникулах Гарри.



Наконец-то я ухожу из этого дома, пропахшего гриффиндорцами. Они провожают меня своими ждущими нетерпеливыми взглядами. Они рады моему уходу. Они ненавидят меня.

Нет.

Разве можно ненавидеть полное ничтожество? Они жалеют меня. Их липкая жалость как отвратительная, грязная паутина залепляет мне лицо, и я не могу дышать. Не могу выносить сознания собственной ничтожности, которая особенно остро чувствуется в обществе этих жизнерадостных, бодрых, уверенных в своих силах гриффиндорцев. Я не могу соперничать с ними. Я не могу находиться среди них.

Какое же облегчение для меня - уйти из этого дома. Я не всегда могу позволить себе это. И я совсем не могу позволить себе выкинуть из своей жизни всех этих людей навсегда. Я? Причем здесь я? Разве в моей власти позволять что-либо себе? Это они позволяют мне.

Дамблдор позволяет мне жить и заниматься тем, что я ненавижу.

Поттер позволяет мне думать, что я не настолько безнадежен, чтобы можно было всего лишь жалеть меня.

Блэк... грязное, отвратительное животное позволяет мне надеяться, что когда-нибудь я смогу отомстить ему.

Я? Смогу? Вряд ли.

Он ведь истинный гриффиндорец. Разве можно обойти гриффиндорца хоть в чем-то?

Можно. В ненависти. Никто не умеет ненавидеть так, как слизеринцы. Чистая, беспримесная ненависть встречается только у нас.

Аппарирую к воротам Хогвартса и быстро иду к парадному входу. Хлюпающая под ногами слякоть еще раз напоминает мне о том, кто я. Я - отвратительная жидкая дрянь, в которую никто не захочет вляпаться. Гнусный предатель, места которому нет ни среди своих ни среди чужих. Я даже не знаю кто это - свои, чужие. Чужие все. Даже Дамблдор. О да, он относится ко мне, как к небольшой кучке навоза, из которой можно извлечь определенную прибыль. На большую-то кучку я не тяну.

Я иду по коридорам Хогвартса и эти маленькие, но уже способные на подвиги и геройства гриффиндорцы разбегаются от одного моего взгляда. Это ненадолго. Скоро и они начнут относиться ко мне, как к грязи. Меня ведь принимают всерьез только дети.

И Блэк.

Впрочем, что это я? Кто сказал, что Блэк - не ребенок? Мерзкий, грязный ублюдок с ясным детским взглядом. Даже Азкабан не вытравил из него этого. Хотя, конечно, гриффиндорцы никогда не взрослеют. И в этом их сила. Дамблдор и наполовину не был бы таким несокрушимым, если бы не детство, мерцающее в его глазах.

Наконец-то мое подземелье. Место, где мне необязательно чувствовать себя униженным. Необязательно, но я чувствую. Чувствую. Каждую минуту. Каждое унижение, которое я пережил по вине этого ничтожества. Подумать только! Ничтожество унижает меня! Ничтожество позволяет себе угрожать и называть меня этим мерзким прозвищем! А кто же тогда я? Если даже этой мерзкой, гаденькой и... да! беспомощной тле удается превосходить меня?

Боль, как всегда, неожиданно впивается в левый висок и я, о слава Мерлину, могу спокойно корчиться, не заботясь о том, что меня кто-нибудь увидит. Жизнь нашла прекрасный способ унизить меня еще сильнее: наградила женской маггловской болезнью. Мигрень. У кого-нибудь из гриффиндорцев разве разрывается голова так, что кажется, лучший выход - это отрубить левую ее половину топором?

Зелье. Мне нужно всего лишь призвать зелье. Палочка дрожит в моей руке и я не уверен, что смогу...

-Ассио.

С полки падает склянка с желчью броненосца.

Стук в дверь доносится откуда-то издалека. Даже любопытство не может заставить меня встать и открыть эту чертову дверь.

Любопытство? Да. Ведь Дамблдор никогда не стучит. Он просто объявляется передо мной, как ни в чем не бывало. Да разве и заслужил я право на личную жизнь? Нет, конечно. Разве у меня есть что-то личное? Что-нибудь, кроме ненависти? Что-нибудь, кроме ненависти к себе?

Нет.

Поэтому ко мне никогда не стучится никто, кроме студентов. А все мои студенты разъехались на каникулы.

Стук в дверь все настойчивей.

Я заставляю себя встать и подойти к полке с зельями. Эти чертовы флаконы расплываются перед глазами, а непрекращающийся стук кажется молотом, бьющим по мозгам.

Спотыкаясь, я подхожу к двери и распахиваю ее.

Блэк.

Никогда не бывает так плохо, чтобы потом не могло стать еще хуже.

-О, неужели ты не побоялся вытащить свою трусливую задницу из мамочкиного дома? - Никакая головная боль не пересилит мою привычку ненавидеть. Мне нравится называть это ничтожество трусом. Я знаю, что это не так. Он не боится. Чертов храбрый гриффиндорец ничего не боится. Именно поэтому он так злится, когда его обвиняют в трусости.

- А ты, я смотрю, набрался храбрости и открываешь дверь, не спросив, кто там?

- О да. - Я вкладываю весь сарказм, на какой только способен, в эти слова и стараюсь не морщиться от боли. - О да. Ведь я же сегодня имел счастье общаться с грязной блохастой тварью, которая считает себя храбрым гриффиндорцем! Он ведь даже не боится прийти сюда, где его может увидеть, к примеру, Амбридж! Давно не целовался с дементорами, Блэк?

Его лицо кривится от злости.

- Ну, если мне придется выбирать между Амбридж и дементором, то я в отличие от тебя выберу второе. Хотя, конечно, кто кроме этой жабы снизойдет до тебя? Она ведь приходит сюда?

Когда я говорил "сюда" я имел в виду Хогвартс, а вовсе не свои комнаты. Блэк знает это, но хочет унизить меня посильнее, предполагая возможную связь между мной и этой отвратительной женщиной.

- Конечно, тебе ведь надо как-то снимать напряжение, Нытик, вот ты и трахаешь эту старую калошу. - Он злобно ухмыляется. - Ты прикрываешь ей лицо, чтобы не видеть ее и чтобы она не видела, что ее дрючит всего лишь сальный, склизкий червяк?

- Ну, конечно, тебе повезло больше, ведь ты трахаешь эту толстую рыжую курицу! Интересно, она не кудахчет, когда кончает? Хотя, сомневаюсь, что кто-то может кончить под такой грязной подзаборной шавкой...

Тяжелый удар в челюсть не дает мне договорить. Резкая боль в левом виске разрывает голову на части, и я оседаю на пол у ног Блэка. Неужели я вынесу и это унижение?

Руки Блэка хватают меня за плечи и рывком поднимают. Передо мной снова его ухмыляющееся лицо. Как всегда, я даже и не делаю попытки ударить. У меня нет палочки.

- Ты переобщался с магглокровками, Блэк. Колдуны всегда дерутся с помощью палочек. Твоя припадочная мамаша плохо научила тебя.

- Если ты, грязный ублюдок, скажешь еще одно слово о Молли, я сверну тебе шею и мне не понадобится палочка. Она святая!

- Конечно святая! - хриплю я. - Ведь только святая может из милосердия дать тебе...

Он отшвыривает меня к противоположной стене. Мантия задирается и он с презрением и ухмылкой смотрит на мои оголившиеся ноги. А я снова не могу. Не могу встать, чтобы дать ему сдачи. Слабая, ничтожная дрянь! Я снова не способен защитить себя!

Блэк подбегает ко мне, рывком переворачивает на живот и задирает мантию еще выше. Если бы не дикая головная боль я непременно заинтересовался бы, что он делает.

- Ну почему же? - Вдруг спрашивает он. - Мне может дать не только святая. Ты ведь не святой?

Я пытаюсь вырваться, хотя бы перевернуться на спину, но он слишком крепко держит меня.

- Ну и чего же ты дергаешься, Нытик? Разве не хочешь проверить, сможешь ли ты кончить под грязной подзаборной шавкой? - С этими словами он сдирает с меня трусы.

Голова болит просто нестерпимо, но я почти благодарен, потому что это отвлекает меня от унижения, страха, отвращения к себе.

Блэк дергает мои бедра на себя и резкая, горящая боль распространяется по всему телу. Я не в состоянии что-либо предпринять. Я просто терплю и жду, когда это закончится. А Блэк двигается все медленней, и в какой-то момент я ловлю себя на том, что могу даже получать удовольствие от этого. Он приподнимает мои бедра еще выше и обхватывает рукой мой член. Новая волна унижения. Ведь я возбужден. У меня стоит на Блэка. Конечно. Почему я совсем не удивлен?

Его рука двигается в такт движениям его бедер, и я чувствую приближение оргазма. Боль ушла куда-то на задний план, еще больше оттеняя нарастающее удовольствие. Я зажмуриваю глаза и стараюсь не кричать, когда кончаю. Слышу стон Блэка над головой и чувствую, как вздрагивает внутри меня его член.

Несколько секунд мы не двигаемся, а потом он встает и, к моему удивлению, прикрывает мантией мой зад. Даже он не хочет видеть мой позор.

Через минуту его уже нет в подземелье. Я так и не знаю, зачем он приходил. Ведь не для того же, чтобы оттрахать меня?

Чуть подзабытое чувство унижения падает на меня, и я задыхаюсь от ненависти к себе. Меня оттрахал Блэк! Буду ли я презирать себя еще больше после этого? Вряд ли.

Ведь кончить под грязным ублюдочным неудачником - это то, чего я заслуживаю.



У меня едва хватает терпения, чтобы дождаться окончания ужина. Все эти жалостливые взгляды, обращенные ко мне, ранят сильнее, чем слова грязного слизеринского слизняка. Даже Гарри смотрит на меня с жалостью. Он наверняка собирается утешать меня, говорить, что Снейп не прав, и я отсиживаюсь здесь вовсе не из-за трусости.

Но ведь я-то знаю, что это правда. Я - жалкий ничтожный трус, не способный ни на что.

Краткое описание моей жизни: Сириус Блэк, который не смог. Не смог попасть в Слизерин. (Подумать только, я ведь действительно переживал из-за этого!) Не смог защитить Джеймса и Лили. Не смог оправдаться. Не смог убить толстого крысёныша. Опять не смог оправдаться. Я сижу в этом проклятом ненавистном доме и ничего, ничего не могу. Даже Артур приносит пользу. Даже Молли. Даже эти дети. Один я просто сижу и ничего не делаю.

Гриффиндорец, которому не хватает смелости - парадокс, однако. Но мне действительно ее не хватает. Для того, чтобы пойти в Министерство и добиваться повторного разбирательства. Когда речь идет о выборе между поцелуем дементора и полной реабилитацией, я всего лишь сижу, поджав хвост, как гнусная тварь Питер, и даже не пытаюсь что-либо предпринять.

А ведь Гарри грозит опасность. Как можно быть уверенным, что Снейп не станет использовать занятия по мыслезаграждению для того, чтобы сделать Гарри более уязвимым перед Волдемортом? И ведь мальчик может даже не догадаться об этом!

Чувство острой беспомощности вызывает у меня тошноту. Я снова ничего не могу! Готов заложить душу дементору, что никому из гриффиндорцев незнакома эта тянущая, гнетущая тоска от осознания собственной трусости. Бесполезности. Слабости. Неспособности защитить себя и того, кто дорог.

Мечусь по комнате, как кваффл во время матча. От окна к двери. От двери к окну.

Что я могу сделать? Ничего. Я бессилен что-либо изменить. Дамблдор доверяет этому грязному ублюдку. Он просто не знает, на что способна его мелкая слизеринская душонка. А Гарри уже скоро отправится в Хогвартс прямо под уродливый нос этой сальной летучей мыши.

Я ни на что не способен.

Неожиданно даже и для себя я вдруг оказываюсь у ворот Хогвартса. Я и не заметил, как произнес заклинание аппарации. Наверное, отчаянье выгнало меня из проклятого дома. Оно и к лучшему. Раз уж я здесь, то найду способ, как объяснить этой слизеринской мрази, что для него же лучше не вредить Гарри.

Принимаю анимагическую форму. Уже давно темно и никто не заметит черную собаку. Беспрепятственно бегу по пустым коридорам. Вспомнить только, где комнаты декана Слизерина. Кажется, здесь.

Превращаюсь в человека и стучу. Никто не открывает. Неужели я ошибся? Ну нет, тут же веками ничего не меняется! Снова стучу. Опять никакой реакции. Главное, даже студентов нет, даже Филча с его кошкой, а ведь я стучу уже, как ненормальный!

Меня все игнорируют. Я уже начинаю казаться себе чем-то вроде невидимого призрака из тех, которых никто не замечает.

А может, Снейпа здесь нет? Отправился лизать задницу своему Малфою?

Дверь внезапно распахивается. У Снейпа перекошенное лицо. Мне почему-то приходит в голову мысль, что он дрочил за этой дверью.

- О, неужели ты не побоялся вытащить свою трусливую задницу из мамочкиного дома? - Его лицо кривится от злобы и насмешки. Да, я трус. Но не побоюсь объяснить этому сальному носатому уроду, что если он причинит хоть какой-то вред Гарри, то долго не проживет. Пожалуй, единственное, чего я не боюсь, единственное, на что способен - это поставить на место тощего сального слизеринца.

- А ты, я смотрю, набрался храбрости и открываешь дверь, не спросив, кто там?

- О да. - Его лицо кривится как от боли и мне приятно, что мой приход сделал его еще более несчастным. - Ведь я же сегодня имел счастье общаться с грязной блохастой тварью, которая считает себя храбрым гриффиндорцем! Он ведь даже не боится прийти сюда, где его может увидеть, к примеру, Амбридж! Давно не целовался с дементорами, Блэк?

Его слова снова задевают меня. Но даже не упоминание дементоров, а то, что у него бывает Амбридж. Значит, у этого слизняка есть хоть какое-то подобие личной жизни. Неужели он, в отличие от меня, заслужил право на личную жизнь?

- Ну, если мне придется выбирать между Амбридж и дементором, то я в отличие от тебя выберу второе. Хотя, конечно, кто кроме этой жабы снизойдет до тебя? Она ведь приходит сюда?

Он брезгливо кривится, и я понимаю, что ее здесь не бывает. Никто не приходит в личные комнаты Снейпа. Он также одинок, как и я. И так же заслужил это.

- Конечно, тебе ведь надо как-то снимать напряжение, Нытик, вот ты и трахаешь эту старую калошу. Ты прикрываешь ей лицо, чтобы не видеть ее и чтобы она не видела, что ее дрючит всего лишь сальный, склизкий червяк?

Он закрывает глаза, как будто мои слова причинили ему боль.

- Ну, конечно, тебе повезло больше, ведь ты трахаешь эту толстую рыжую курицу! - Неужели это он о Молли? - Интересно, она не кудахчет, когда кончает? Хотя, сомневаюсь, что кто-то может кончить под такой грязной подзаборной шавкой...

Ах, ты тварь! Молли - самая честная из всех женщин, которых я когда-либо встречал. И он знает об этом!

Из такого положения бить неудобно и удар получается слабым, но он почему-то оседает на пол у моих ног. Рывком поднимаю его на ноги. Я хочу видеть его лицо. Я хочу видеть его боль. Осознание того, что я могу причинить вред этому Нытику, делает меня не таким несчастным.

- Ты переобщался с магглокровками, Блэк. - хрипит он. - Колдуны всегда дерутся с помощью палочек. Твоя припадочная мамаша плохо научила тебя.

- Если ты, грязный ублюдок, скажешь еще одно слово о Молли, я сверну тебе шею и мне не понадобится палочка. Она святая! - Я встряхиваю его, потому что глаза у него закатываются, и у меня ощущение, что он вот-вот потеряет сознание.

- Конечно святая! - Его голос звучит все тише и тише. - Ведь только святая может из милосердия дать тебе...

Он никогда не перестанет быть тварью! Я отшвыриваю его к противоположной стене. Мантия задирается и оголяются его тощие ноги.

Он кажется таким беззащитным передо мной, что это опьяняет. Я всегда мог подчинить его себе. Единственное, что я всегда мог. Чистая слизеринская кровь стучит у меня в мозгах от осознания собственной власти над ним.

Я подбегаю к нему и рывком переворачиваю на живот. Он не сопротивляется. Он не способен сопротивляться мне. Я задираю его мантию еще выше. Он сказал, что мне может дать только святая...

- Ну почему же? Мне может дать не только святая. Ты ведь не святой?

Он внезапно начинает вырываться. Бесполезно. Ему никогда не справиться со мной.

- Ну и чего же ты дергаешься, Нытик? Разве не хочешь проверить, сможешь ли ты кончить под грязной подзаборной шавкой?

Я снимаю с него трусы. Он не двигается и не пытается больше избавиться от меня. Эта безнадежная, вечная беззащитность возбуждает меня сильнее любого волшебного афродизиака.

Я дергаю его бедра на себя, и он слабо стонет. Мои резкие, быстрые движения наверняка приносят ему нестерпимую боль, и я начинаю двигаться медленнее. Нет, мне не жаль его. На жалость к нему я не способен. Мне почему-то хочется, чтобы ему это понравилось, чтобы он кончил подо мной, чтобы он выкрикнул моё имя... Я просовываю руку под его бедра и обхватываю его член. О, он возбужден! Двигаю рукой в такт движениям бедер и чувствую, как он напрягается в предоргазменных судорогах, и как не хочет кричать от удовольствия, которое дал ему я.

И вместо моего имени с его губ слетает лишь короткий стон. Но даже этого тихого звука мне достаточно для подтверждения того, что я всегда буду превосходить тощего сального слизеринца, называющего меня трусом. Это момент моего маленького низменного триумфа. Я победил мелкую, ничтожную тварь! О, великий Сириус Блэк!

Я кончаю, тяжело дыша, и все еще сжимая в руке его обмякший член.

Несколько секунд у меня уходит на то, чтобы прийти в себя, а потом я встаю, стараясь не замечать сочащейся из Снейпа крови напополам со спермой, прикрываю его зад. И ухожу.

Наверное, мне нужно время, чтобы осмыслить то, что здесь произошло. Но даже сейчас я не уверен, что не вернусь сюда. Ведь трахать грязного, ублюдочного неудачника - это единственное, чего я заслуживаю.